сюрприз.
Но сюрприз преподнесла ему она.
Он увидел ее выходящей из дома рука об руку с мужчиной, которого он сразу узнал. Это был парень с телевидения, красавчик в отличном костюме от Аманти, с яркой, чарующей улыбкой, который готовил телевизионные минисериалы или что-то в этом роде.
Как позже узнал Чарли, их роман продолжался две недели. В тот же вечер, подождав жену в их квартире, он дико и яростно набросился на Шарлотту с руганью и упреками. Затем он поуспокоился, напился и позвонил одной своей знакомой, разведенной чувственной рыжеволосой женщине с большой грудью. Они вместе провели ночь.
На этом золотая чаша их любви дала трещину.
На следующий день Чарли вернулся. Он уже поостыл и был готов к разговору, но застал Шарлотту, торопливо и небрежно запихивающей свои вещи в чемоданы и коробки. Она плакала и отказывалась с ним разговаривать. Собравшись, жена в тот же день переехала в пустую квартиру ее подруги и не отвечала на звонки.
Через несколько недель она пришла забрать остатки своих вещей. Они не обсуждали того, что произошло, их встреча носила характер конца, и это было ужасно.
Она сказала, что ее посылают работать в Москву. Это было не Бог весть каким повышением по службе, так как не вписывалось в обычный ход карьеры на телевидении. Просто кто-то из начальства решил, что необходимо сделать сообщения из России более «очаровательными», а Шарлотта подходила для этого, как никто другой.
— Я приняла их предложение, — сказала Шарлотта.
Стоун знал, что это означает, и почувствовал, что все у него внутри перевернулось. Он не стал умолять ее, хотя потом часто корил себя за это. Он просто сказал:
— Не делай этого, Шарлотта. Это будет непоправимой ошибкой.
— Если мы не побудем какое-то время вдали друг от друга, нашему браку придет конец, — ответила она.
Чарли медленно, как будто двигаясь в воде, подошел к ней, чтобы поцеловать, но она отвернула свое залитое слезами лицо.
— А-а-а, теперь ты хочешь меня поцеловать, — жестко сказала она. — Теперь-то ты не против меня поцеловать.
И первый раз в жизни Чарли не нашелся, что ответить…
Стоун протянул Шарлотте руку.
— Нам надо поговорить наедине.
— А ты не можешь подождать до конца приема?
— Нет.
Мимо них на кухню прошла официантка. Чарли подождал, пока она уйдет, и продолжил:
— Ты помнишь историю, происшедшую с моим отцом?
— Какую историю?
— Ну, ту самую. Его арест и прочее.
— А какого черта ты вспомнил…
— В личном архиве Лемана хранятся документы, которые, я думаю, могли бы пролить свет на все те события. Они здесь, в подвале.
— Чарли, я не понимаю…
— Мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты сделала так, чтобы мы попали в этот подвал, к архивам.
Шарлотта колебалась, но неистребимое чувство любопытства охватывало ее больше и больше. Она сказала:
— Послушай, но ведь Уинтроп твой крестный отец. Почему бы тебе не попросить его об этом?
— Я не могу. Он ведь очень недоверчив. Но ты же журналистка, а Уинтроп очень самолюбив. Понимаешь? Сделай это ради моего отца, наконец. Ради него.
— Это нечестно, Чарли.
Несколько минут спустя Шарлотта, положив свою маленькую, красивую ручку на узловатую руку Лемана, говорила ему:
— Уинтроп, завтра я уезжаю из Штатов. Но прежде я бы хотела сделать телепередачу, посвященную влиянию сделанного вами в прошлом на сегодняшнюю Россию. — Она видела, что попала в точку, играя на тщеславии старика. — Чарли предложил мне помощь.
Они шли по наклонному коридору. Дорогая дубовая обшивка сменилась простыми панелями. Мимо них прошла немолодая рыжеволосая женщина, видимо, служанка. Она почтительно улыбнулась гостям хозяина. Звуки торжества становились все тише и тише.
Архивы Лемана были размещены в дальнем помещении за стальной дверью с электронным замком. В комнате находилось девяносто сейфов, в которых поддерживалась определенная температура и влажность. И в них, в этих стальных зеленых ящиках, хранились многие самые увлекательные документы, которые когда-либо видел Чарли, в них хранилась подлинная история американской дипломатии двадцатого века.
Стоун уже бывал несколько раз в архивах Лемана. Он тогда заканчивал университет и писал диплом на тему формирования американской внешней политики в отношении Советского Союза. Он и еще один историк из Стэнфорда были теми немногими, кого допускали к этим документам. Большинству же «книжных червей» и «буквоедов», как Леман называл ученых, вежливо, но неизменно и твердо отказывали. Старик распорядился, чтобы архивы оставались закрытыми до его смерти, а после этого были переданы в библиотеку Конгресса США. А некоторые из них останутся засекреченными и потом.
— А ты что, правда завтра уезжаешь из Штатов? — спросил Стоун. Они проходили мимо запасного гардероба и комнаты-мойки, заваленной грязными тарелками.
— Да, уезжаю.
— Боже мой, Шарлотта! Сколько же будет продолжаться наша разлука? Это что, пожизненная ссылка? Мы что, уже никогда не будем вместе?
Они миновали темную каморку, из которой доносился сильный запах белил. В тихом голосе Чарли звенела с трудом сдерживаемая ярость.
— Знаешь, я мог бы поехать тоже в Москву, если бы управление позволило. Но они не разрешат.
Шарлотта кивнула. Ее лицо не выражало никаких эмоций. Она потерла рукой щеку.
— Ты просто хочешь уничтожить нашу семью, да?
Она не ответила. Они уже спускались по скрипящей деревянной лестнице.
— А как там твоя личная жизнь? — спросил Стоун. Его голос эхом отозвался в лестничном проеме.
— А никак, — как-то уж слишком безразлично и бесстрастно ответила она.
Дубовые панели сменились бетонными стенами, пол был из какого-то твердого серого камня. Чарли открыл тяжелую дверь, придержал ее и, пропуская Шарлотту вперед, заметил, что щеки ее пылают.
Она добавила:
— Я не знаю, что ты…
— Да просто ответь и все. И успокойся, ради Бога.
— Пожалуйста, Чарли… — Они остановились на секунду перед маленьким служебным лифтом. — Ты ведь знаешь, я знала мужчин. А ты знал женщин. Но сейчас у меня никого нет. Возможно, у меня просто не хватает на это времени.
— Или поклонников.
— Ты сам знаешь, что это не так.
— Да, ты права, — признался Чарли. — С мужиками у тебя никогда проблем не было. Но тогда почему же ты одна?
— А тебе никогда не приходило в голову, что я просто могу хотеть побыть одна, хотя бы какое-то
