остальные из деликатности старались не замечать этого. Мистер Барстоу – шестидесятилетний старик с лицом в красных прожилках – поглядывал на меня, как бы вызывая на разговор. Но я делал вид, что не вижу. Рэнди Кэрр, атлетического сложения, с безукоризненными манерами, в дорогом костюме пастельных тонов, вежливо улыбался, но смотрел как бы сквозь меня, будто я здесь просто отсутствовал. Его сын Дерек, весьма аристократичный, старался копировать манеры отца. Этот надменный шестнадцатилетний юнец не удостоил членов экипажа ни малейшим взглядом, зато с пассажирами был подчеркнуто вежлив.
– Я начала вести дневник, Ники, – сказала мне Аманда Фрауэл с приветливой улыбкой. Только недавно я узнал, что нашему штатскому директору по образованию всего двадцать лет и что улыбается она не только мне, но и другим гардемаринам и еще двум лейтенантам. Ну да ладно.
– Что же вы написали? – спросил я.
– Написала, что начала новую жизнь, – ответила она просто. – И закончила старую. – Аманда собиралась заняться на Надежде преподаванием естественных наук, а пока стала директором по образованию – давать должности пассажирам на корабле было делом обычным.
– Вы уверены, что это действительно так? – спросил я. – Разве новая жизнь начинается не тогда, когда вы прибываете на новое место, а когда покидаете старое? – Я положил немного салата.
Она не успела ответить, потому что в разговор вмешался Теодор Хансен:
– Справедливо замечено. Мальчик прав. – Хансен, торговец соевыми бобами, миллионер, решил потратить три года жизни, чтобы основать в наших колониях новые плантации и, если все пойдет хорошо, во много раз приумножить свои богатства.
– Нет, мистер Хансен. – Аманда говорила спокойно. – Я не согласна. Путешествие не пробел в моей нынешней жизни и не ожидание новой на Надежде.
Молодой Дерек Кэрр презрительно фыркнул:
– Не пробел, говорите? А что же еще? Неужели все это, – он описал рукой круг, – можно назвать жизнью?
Его тон мне показался обидным, однако я не стал возражать. Но мисс Фрауэл ответила ему как ни в чем не бывало:
– Да, для меня это жизнь. Комфортабельная каюта, лекции, уйма чипов для чтения на головиде, замечательный обед и приятное общество. Не так уж и плохо.
Рэнди Кэрр бесцеремонно толкнул сына в бок. Мальчик сверкнул на него глазами. Отец тоже сердито смотрел на сына. Между ними словно пробежала искра.
– Извините, если я был с вами груб, мисс Фрауэл, – холодно, без малейшего сожаления, произнес Дерек.
Она улыбнулась, и разговор перешел на другие темы. Покончив с запеченным цыпленком, я отключился и представил себя и Аманду в ее каюте. Путешествие длинное. Чем черт не шутит.
– Иногда вы неплохо соображаете, мистер Сифорт! – Лейтенант Казенс, потирая лысину, проверял мое решение на графическом экране. – Но, Господи Боже мой, неужели мистер Тамаров не может постигнуть азы? Если когда-нибудь он вдруг попадет на капитанский мостик, то непременно разобьет корабль.
Мистер Казенс заставил нас рассчитать, когда надо выйти из синтеза, чтобы запеленговать «Селестину» – корабль Флота Объединенных Наций, исчезнувший сто двенадцать лет назад вместе со всем экипажем. Краешком глаза я взглянул на решение Алекса. Он ошибся в математических расчетах при вычислении звездных скоростей. В общем, все правильно, но один ляп все-таки был. И он мог обернуться катастрофой. Возможно, «Селестина» погибла из-за навигационной ошибки, допущенной при расчетах. Кто знает?
– Виноват, сэр, – кротко произнес Алекс.
– Конечно, виноваты, мистер Тамаров, – подхватил лейтенант. – Это же надо, чтобы изо всех гардемаринов флота у меня оказались именно вы! Надеюсь, мистер Сифорт и мистер Хольцер внушат вам, что навигацию надо хорошенько учить. А не смогут – это сделаю я.
Хорошего мало: теперь Вакс Хольцер удвоит свои издевательства, тем более что они с Алексом ненавидят друг друга.
Я и сам не против погонять младших. Все мы через это прошли. Кубриковая муштра укрепляет характер, во всяком случае, принято так считать. Но Вакс получал от нее садистское удовольствие, что меня беспокоило. Естественно, будучи старшим гардемарином, я сам гонял Алекса и Сэнди. Иногда за малейшие нарушения заставлял их стоять на стуле в трусах пару часов и учить наизусть устав или орудовать шваброй. Младшие по званию, они принимали это как должное. Но я решил защитить Алекса от Вакса в меру своих возможностей, не дать зарвавшемуся гардемарину зайти слишком далеко.
– Приступайте к работе. – Раздраженно нажимая клавиши, мистер Казенс очистил экран дисплея Алекса и вывел новую задачу.
Конечно, наши тренировки были лишь моделированием полета, который мы проводили при помощи Дарлы – корабельного компьютера. На самом же деле «Гиберния» находилась в синтезе и все внешние сенсоры ничего не видели.
Первая остановка планировалась на «Селестине» при условии, что удастся найти ее достаточно быстро. Это был крошечный объект, затерявшийся в бездонных глубинах межзвездного пространства. Затем, через несколько месяцев, нам предстояло доставить припасы на орбитальную станцию «Шахтер», находившуюся на расстоянии шестидесяти трех световых лет отсюда, и уже потом лететь дальше на Надежду. Но моделирование моделированием, а мистер Казенс требовал совершенства, и вполне справедливо.
Хотя двигатели синтеза делали межзвездные путешествия практичными, им была присуща естественная нестабильность тяги, в результате чего ошибка в определении расстояния, пройденного кораблем в синтезе, доходила до шести процентов от проделанного пути. Поэтому мы выбирали промежуточный пункт, находившийся от конечной цели на расстоянии по крайней мере шести процентов от всей длины пути, останавливались, повторяли расчеты и производили следующий синтез. Такая процедура застраховывала нас от попадания в звезду – подобное уже случалось в первых полетах. Во время синтеза приборы внешнего наблюдения бесполезны, так что мы фактически слепы и не можем определить свое местонахождение до тех пор, пока не выключим двигатели. Я стучал по клавишам. Как много переменных! Наши N-волны неслись по галактике со скоростью, превышающей скорость любого другого способа связи.
