– В душ! – Я стащил его с кровати, затолкал в душ, пустил воду и начал сдирать с него рубашку.
– Ладно, я сам. – Джеренс начал раздеваться. – Не смотрите.
– Не вздумай вонять потом в гардемаринской! – Я отвернулся.
– Нет сил больше терпеть. Я не выдержу!
– Осталось всего несколько дней.
– Не выдержу.
Я вышел, позвонил из коридора эконому и приказал сменить в каюте Джеренса постельное белье.
На двадцать первый день, когда кончился срок испытания, я выпустил исхудавшего Джеренса из заточения.
– Ампулу! – протянул я ладонь. Он нехотя положил в нее нетронутый наркотик. – Все еще плохо?
– Да. Еще ломает.
– Будешь принимать эту гадость?
Он долго молчал. Когда наконец он поднял взгляд, в нем было новое, необычное для Джеренса выражение.
– Нет, сэр, – ответил он.
– Поклянись перед Господом Богом, – потребовал я.
– Клянусь своею бессмертной душой, что никогда больше не буду принимать наркотики.
– Хорошо. О присяге поговорим позже…
Договорить я не успел. Он с ревом бросился мне на грудь, прижался, словно к отцу. Я неловко обнял его, погладил по голове. Нет у меня таланта утешать, я могу только мучить.
– Мне было так трудно, мистер Сифорт, так трудно!
– Знаю, знаю, малыш. Бедный мальчишка!
И вот после всего этого адмирал Дагани утверждает, будто я умею ладить с детьми. Какая насмешка!
– Ну как вы не понимаете? – возражал я адмиралу. – Я худший офицер на всем космическом флоте, а Адмиралтейство почему-то всегда меня награждает. А теперь вы решились доверить мне воспитание детей! Ради бога, не делайте этого!
– Сифорт, вы справитесь, – уверял меня адмирал. – Когда вы сможете приступить к работе?
Ну как ему отказать? Пришлось капитулировать.
– Мне надо побыть с женой. – Я уже не возражал, только информировал.
– Разумеется. Четырех недель хватит?
– Наверное.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся Дагани. – Еще один маленький вопросик, забыл сразу спросить: вы действительно хотите вернуть лейтенантское звание тому гардемарину?
– Толливеру? Да.
– Хорошо. Кстати, никто не хочет брать его в свою команду. Возможно, мы отправим его в какое-нибудь захолустье на окраине Солнечной системы, например на орбитальную станцию «Ганимед».
О Толливере он упомянул действительно кстати. Вот кто послужит мне давно заслуженным наказанием.
– Я его возьму.
Адмирал изумленно вытаращил на меня глаза.
– Ммм… Странно. Вам виднее, однако.
Я замолвил слово за лейтенанта Брэма Стейнера, чтобы временная отставка, в которую я отправил его на «Виктории», не прервала его лейтенантский стаж. Дал я хорошую характеристику и лейтенанту Кану. Его актерские способности достойны восхищения. Как умело он скрывал свою ненависть!
Единственным офицером «Виктории», начисто лишенным актерских способностей, был Томас Росс, но он дорого заплатил за свою прямолинейность. До конца полета Кан держал его в ежовых рукавицах. Кроме того, временная отставка лишила Росса гардемаринского стажа, в результате чего он стал по статусу ниже даже Авара Берзеля.
Когда флагманский корабль адмирала Де Марне вернется в Солнечную систему, Берзель снова поступит в его распоряжение. Под крылышком такого влиятельного покровителя Авару будет гораздо легче. А что касается Джеренса… Его покровителем стану я. Он будет учиться в Академии.
Вежливым кашлем сенатор Боланд вывел меня из задумчивости и осторожно спросил:
– Можно попросить вас еще об одном маленьком одолжении?
– Я к вашим услугам.
– Избавьтесь от этого некрасивого пятна на лице. Мы заретушировали его на плакатах, но ради бога, избавьтесь от него.
– Это… – Я провел по застарелому ожогу рукой. – Это часть моей сущности.
