отвечал Валманн. — Я пытаюсь локализовать Ханне Хаммерсенг.
— Ханне Хаммерсенг?
— Ну да.
— Ты шутишь!
— Нисколько. Она в Норвегии. И даже где-то здесь в округе. Во всяком случае, была здесь совсем недавно. Она лежала в больнице Сандеруд, и ее несколько раз выписывали. У нее шизофрения, с религиозным уклоном, и… — Валманн вдруг замолчал, так как его осенила еще одна мысль. Он приближался к Станге, и созерцание широких просторов и богатых усадьб по ассоциации навело его на мысль об усадьбе Брагенес, супругах Бауге, именно Гудрун Бауге, которая жаловалась на хипповатых религиозных фанатиков в районе Тангена. Вот оно что! Религиозные хиппи, бродяги из духовных побуждений, фанатики и фантазеры, сектанты. Разве не невероятно, что Ханне Хаммерсенг нашла прибежище в такой среде? И разве эта среда не была идеальным местом, чтобы там «исчезнуть»?
— …И она опять исчезла.
— Опять исчезла… — Слова Рюстена прозвучали как глухое эхо его собственных слов. Не похоже, что ему удалось разбудить ищейку в своем коллеге. Скорее тот с сожалением смотрит на кофейник с послеобеденным кофе, который остывает на буфете.
— А ты как это все разузнал?
— Совершенно случайно. Ты ведь знаешь, что думает по этому поводу Трульсен. Да и Моене.
На другом конце послышался тяжкий вздох.
— И это все, Валманн?
— Пока что да.
— Жаль. Это становится любопытно.
— Чертовски любопытно, честно говоря.
— Где ты сейчас?
— В Стангеланде.
— На вечерней прогулке?
— В поисках религиозных фанатиков и оккультных сект.
— Да, таких здесь хватает, как я слышал.
— И почему это все знают всё раньше меня?
У Валманна постоянно возникало чувство, что он все узнает последним. Всю полезную информацию. Хотя именно у него в руках были отдельные ниточки, которые можно соединить воедино. Ему захотелось выложить Рюстену все, что он знал, все связи между отдельными фактами, которые не давали ему покоя, но которые он не мог подкрепить доказательствами или логически увязать, во всяком случае, подвести к двойному убийству. Ему очень недоставало кого-то, чтобы все обсудить. Однако ситуация сложилась так, что обсудить было не с кем, даже с Анитой.
— Ты все это серьезно сказал про Ханне Хаммерсенг?
Рюстен все-таки проявил интерес, но был очень осторожен. Валманн решил не посвящать его в детали, поскольку ясности не было и это только затруднило бы ситуацию.
— А разве я похож на шутника?
— Да нет вроде, — произнес Рюстен таким голосом, как будто и вправду сожалел о том, что Валманн так мало шутит.
— Да и Трульсену будет не до шуток, когда я до всего докопаюсь.
— Это радует.
— Но может получиться колоссальный ляп.
— Это меня еще больше радует. Будь осторожнее, Валманн, и звони, если что… — лаконично ответил Рюстен и завершил разговор.
44
Валманн вовсе не собирался отправляться на охоту за сектантами этим вечером. Если уж Ханне Хаммерсенг нашла приют у каких-нибудь религиозных фанатиков (или как они еще там назывались), то она, очевидно, живет с ними уже несколько месяцев. Пара дней не сыграет большой роли. Прежде чем предпринимать что-то конкретное, надо побеседовать с людьми, имевшими контакты с этой средой.
Возникшая мысль не давала ему покоя, зато давала пищу фантазии. В результате родилась еще одна, на первый взгляд невероятная связь — и здесь была причастна Ханне — между трагедией на вилле и тем, что произошло в районе Тангена в лесу, недалеко от избушки… Мысли так и вертелись у него в голове, пока он ехал. С ним такое часто случалось: сидя в почти неподвижном состоянии, он развивал удивительную мыслительную деятельность. Он где-то читал, что подобное переживают писатели и художники. Один такой писатель обычно прыгал в поезд, когда заходил в тупик с написанием романа.
Отдельные части…
Он попробовал подытожить дело Хаммерсенгов, но множество противоречивых фактов и совершенно несовместимых версий ускользали от его попыток подчинить все математической строгости и логике, как молодые бычки на пастбище. Страшная сцена на вилле все еще стояла у него перед глазами. А труп или кучка костей в лесу — теперь все это вызывало у него только естественное неприятное ощущение, но никак не страх, и он расценивал это как определенный прогресс. Скорее всего, причиной несчастного брака Георга и Лидии был именно Клаус, незаконнорожденный сын, его школьный товарищ… Искореженное обручальное кольцо Георга все еще лежало у него в кармане. Приходящая соцработник, возможно, играла важную роль в жизни Хаммерсенгов в последнее время, а может, и нет. Грязные следы на кухне и в прихожей — что это?., случайность или там был кто-то еще?.. Эротические склонности Георга вполне могли стать причиной вымогательства и шантажа…
И теперь еще Ханне, ее болезнь, ненависть к родителям, ее религиозные увлечения.
Сейчас он приближался к усадьбе Брагенес, где жизнь шла своим заведенным ходом, как и сотни лет назад, как будто ничего не произошло в лесной глуши. Где содержание и динамика жизни определялись погодой и ветром, временем года и страдой, где управляющему и его жене ни к чему быть и курсе событий и конфликтов в округе — они просто делали свою работу, отдавали свои силы и желания земле, а она в ответ снабжала их хлебом насущным и обеспечивала высокий уровень жизни.
Усадьба лежала в лучах заходящего солнца и была похожа на картинку какой-то неземной идиллии: расположение отдельных построек вокруг лужайки было подчинено многовековым законам эстетики, по которым архитектура одновременно подчеркивала мягкие формы пейзажа и растворялась в нем.
Был майский вечер. Смеркалось. В это время можно было зажечь свечи или не зажигать их.
В усадьбе Брагенес горел свет. Ряд окон на втором этаже главного здания были освещены, но снег был неярким, как будто тому, кто там находился, было достаточно одной лампы.
Это же бальный зал! — подумал Валманн и представил себе Гудрун Бауге, сидящую за большим роялем и играющую очень простые вещи, заученные с трудом и без желания когда-то в молодости и всплывшие теперь через много лет по неизвестной причине, возможно, от ностальгии, чтобы сохранить в комнатах давний дух или же более осознанно воссоздать атмосферу большой усадьбы, когда она была центром культурной жизни, а в бальном зале давали концерты для духовного обогащения более широкого круга лиц, нежели семья, обитавшая в усадьбе. Возможно, под приземленной внешностью Гудрун Бауге скрывались честолюбивые стремления? Может быть, ею владела тайная страсть продолжить гордую традицию, выходящую за рамки возделывания земли и принесения в дом ее даров?
Валманн заметил, что замедлил скорость, созерцая эту почти нереально красивую картину домов в мягком сумрачном свете, силуэты многолетних деревьев, поля, на которых уже показались первые всходы, покрывающие плодородные земли мягким ковром цвета зеленой пастели.
В этот момент его мысль сделала скачок, и перед ним всплыло жизнерадостное, загорелое лицо Эйгиля Хаммерсенга, он услышал его голос, рассказывающий об участке, приобретенном на Канарах, об удачной инвестиции, работе в саду и фруктовом урожае. Валманн огляделся и подумал, что вряд ли можно найти замену этим необычайно красивым краям, где он вырос, несмотря на субтропический климат и рост
