соглашаясь. — И это означает, что мы должны провести расследование как можно аккуратнее и закрыть дело в самые короткие сроки. Ну, так сказать, завернуть, перевязать ленточкой и преподнести общественности на блюдечке с голубой каемочкой! — «На блюдечке с голубой каемочкой»… Она была довольна, что вспомнила это редкое в ее речи образное выражение, и даже не смогла удержаться от слабой улыбки. — А тебе, Валманн, несмотря на личную заинтересованность, не удается
— Извини, Моене, — прервал он ее наконец. Просто не мог больше выслушивать ее самодовольную болтовню, — но я что-то не припомню, чтобы я просил передать это дело мне. Разве не так?..
— Ты там был, — резко ответила она, — вчера вечером.
— Меня вызвали туда. В качестве свидетеля.
— Дело заинтересовало тебя настолько, что во время прекрасного отчета инспектора Трульсена ты даже начал задавать довольно скользкие вопросы.
— Да просто в голову пришло кое-что, только и всего.
— Если у тебя нет прямых и ясных доказательств того, что это происшествие — не несчастный случай и последовавшее за ним самоубийство, я просила бы тебя в дальнейшем не позволять, чтобы такое вдруг «приходило в голову», как ты выражаешься. Подобные идеи не помогут ни следствию, ни умершим и не украсят память о них. Тебе ясно?
— Вполне. — Сейчас ему хотелось лишь быстрее выйти из этого кабинета, где каждое его слово, каждое движение вызывало неприятие не только начальника участка, но и — по крайней мере, так ему казалось — ее бульдога, который укоризненно смотрел на него с фотографии в серебряной рамке на столе.
— Еще один момент. — Она ничем не погнушается, лишь бы убедиться, что он сдался. Итак, прощальный залп: — Тот покойник.
— Да?
— Тебе позвонили в пятницу утром?
— У меня был выходной. И мне сообщили, что место охраняется… — Ему хотелось добавить, что если уж тело пролежало под снегом всю зиму, то ничего с ним не случится, если оно полежит там еще пару дней. Однако он благоразумно промолчал.
— Если в нашем округе обнаружен покойник, то к этому нельзя относиться легкомысленно, Валманн.
— Конечно, нельзя.
— В таких случаях наше легкомыслие выглядит недостойно.
— Да…
— Поэтому я надеюсь, что в дальнейшем ты сосредоточишься на этом деле.
— Хорошо. Еще что-то?
— Это все, — ответила Моене, и внимание ее переключилось на стопку бумаг, лежавшую на столе. Он готов был поклясться, что она обменялись быстрым понимающим взглядом с бульдогом: «Пианино… Еще чего не хватало!»
6
— В течение восемнадцати лет был представителем партии правых в муниципалитете. Капитан команды «Львы». Учредитель профсоюза. Зимой и летом принимал самое активное участие в любительских спортивных соревнованиях. Четырнадцать кубков…
Стоя у плиты, Анита Хегг попробовала на вкус соус на основе красного вина. Филе в кастрюле уже покрылось темной корочкой, и теперь ему требовалось еще минут двадцать в духовке, чтобы дойти до полной готовности. Грибное соте с бобами и картофелем тоже было почти готово. Вот-вот и субботний ужин будет на столе. Она склонилась над плитой и еще раз попробовала еду:
— Еще чуть посолить? Что скажешь?
Взяв ложку, он притронулся к ней языком.
— Тебе решать, ты тут главная… — Валманн три года питался кебабами и горячими лепешками в самых многолюдных забегаловках Хамара, и из-за этого его вкусовые ощущения притупились, как он боялся, навсегда.
Она снова зачерпнула ложкой соус.
— Посолю-ка я еще.
— Ты становишься настоящим профессионалом. — Он стоял настолько близко, насколько мог, чтобы ее это не отвлекало.
— Я просто поняла, что это, оказывается, довольно занятно, — сказала она. — Черт! — Соус капнул на ее белый свитер.
— Настоящему повару всегда нужен настоящий фартук…
— Фартук… — скривилась она, оттирая пятно.
— Что, уже отказываешься от своих слов?
— Отказываюсь быть домохозяйкой. Ты знаешь, ведь когда мне было семнадцать и я сказала, что хочу работать в полиции, мой отец собрался отправить меня на курсы домохозяек. Ему как-то не пришло в голову, что последние курсы домохозяек закрылись еще до моего рождения.
Этого он не знал. Он многого не знал о ней.
И наоборот.
Они сближались медленно. Решение съехаться далось им обоим нелегко. Она помнила свой прежний неудачный опыт. Он раньше был женат, его брак длился долго и счастливо, но три года назад его жена умерла от рака. Аните было тридцать, ему — сорок три. Сейчас они вместе осваивали новые условия жизни практически с осторожностью антропологов, охваченные влюбленностью и полностью поглощенные друг другом. Может статься, даже излишне поглощенные, думал он иногда. Может статься, с излишней осторожностью. И то, что родом он был из Хедмарка, и болезненный уход Бет — все это заставляло его скептически относиться к счастью, которое когда-то казалось столь бескрайним и ощутимым.
— Я говорю… — она вновь вернулась к перечислению достоинств семейства Хаммерсенг, — что тут не хватает только Королевской золотой медали за заслуги.
— Наверняка лежит где-нибудь в ящике.
— А она: преподаватель музыки, организатор и участник концертов и
— Навещала больных и оказывала им помощь на дому, — добавил он, — и не забудь еще общество защиты животных…
— А у них самих были животные?
— Нет, насколько я знаю.
— И пианино тоже не было, несмотря на всю любовь к музыке.
— Во всяком случае, в последнее время не было.
— Занятно это, про пианино… — Она выключила конфорку под кастрюлькой с соусом.
— Думаю, Трульсен с тобой не согласился бы.
— Я о том, что ты спустя столько лет точно помнишь, где оно стояло… Вообще-то, я туда потом вернулась и проверила — на полу остались отметины, как раз между окнами. Старые инструменты тяжелые. Ты, должно быть, много времени проводил в их доме. Вы очень дружили с их сыном?
— Поставь-ка мясо в духовку, — скомандовал он, — этот кусок обошелся мне в двести двадцать крон. И я хочу, чтобы он того действительно стоил!
