— А ты скот! Скот! — крикнула она, задыхаясь. — Вот, негодяй!
— Ты бьешь меня? — спросил он еще беззвучно, обалдев от боли. — Ты бьешь меня? Какая-то поганая птичница бьет меня, управляющего! Ну, теперь ты увидишь…
Но сам он почти ничего не видит. Все вертится перед его глазами, ее фигура расплывается в лунном свете, затем вдруг возникает снова… Вот теперь он видит ее совершенно отчетливо… И она посмела ударить его!
Он торопливо поднимает пистолет и дрожащим пальцем нажимает курок…
Нестерпимо громко отдается выстрел у него в ушах…
Лицо Аманды надвигается, оно становится все больше, вот оно совсем близко, белое и черное в лунном свете.
— Ты? — шепчет она. — Ты, Гензекен, выстрелил в меня?
Оба молчат, каждый слышит только порывистое, судорожное дыхание другого. Долго, долго стоят они так…
Выстрел давно отзвучал. До их слуха доходят другие, более мягкие звуки… снова слышат они тихий ветер в кронах деревьев… заскрипела цепь в конюшне, медленно скользя через кольцо.
— Мандхен, — произносит губастый Мейер. — Мандхен… я…
— Кончено! — заявляет она сурово. — Кончено навсегда.
Она еще раз смотрит на него.
'Стреляет в меня, а потом говорит Мандхен… — Эта мысль снова душит ее. — А что бы он сказал, если бы попал?'
Чувство страшной опасности, которая только что ей грозила, сменилось неизъяснимым ощущением, что она спасена, и оно охватывает ее с такой силой, что Аманда начинает тихо и жалобно плакать. И плача, вздернув плечи, она убегает от него.
Он видит, как под светлой полоской юбки ее крепкие ноги мелькают все быстрее — Аманда бежит, она мчится, она спешит прочь… Сворачивает на дорогу к замку, и он уже не слышит ее бега, а только плач, подавленное, жалобное всхлипывание, потом и оно стихает…
Еще мгновение Мейер стоит неподвижно и, выпучив глаза, смотрит ей вслед. Затем поднимает пистолет, все еще оттягивающий ему руку, и рассматривает его. Он ставит его на предохранитель — так… теперь все в порядке, эта штуковина никакой пакости ему не устроит.
Досадливо пожав плечами, засовывает он оружие в карман брюк и поспешно идет в контору за своими чемоданами.
Лейтенант и Вайо сидят на скамейке в парке. Они сидят не как влюбленная парочка, — а если и как парочка, то поссорившаяся, то есть далеко друг от друга, молча.
— Позволить этому трусу так с тобой разговаривать! — сказала она в заключение их спора. — Не понимаю тебя!
— Конечно, ты не понимаешь меня, дурочка, — ответил он очень свысока. Это и хорошо. Значит, он тоже меня не понимает.
— Удрать от такого прохвоста — что он теперь вообразит! Да я запаха его не переношу!
— Не подпускай его к себе слишком близко! — заметил он со скукой. Тогда и запах не будет раздражать тебя.
— Скажи, пожалуйста, Фриц, когда это я его к себе подпускала?! — с возмущением воскликнула она. — Фриц, это просто гадко с твоей стороны!..
Но Фриц ничего не ответил.
Выстрел нарушил раздраженное молчание. Лейтенант вздрогнул, очнувшись от своих мыслей.
— Пальнул-таки! — крикнул он и побежал куда-то.
— Кто? — спросила она и, не получив ответа, побежала следом.
Они бежали по залитым лунным светом парковым лужайкам, и ее чулки намокли от высокой влажной травы; затем сквозь кустарник, наперерез дорожкам, через клумбы! Им приходится продираться через буксовые кусты, растущие вдоль дорожек; Вайо задыхается, ей хочется окликнуть его, но она не может, так как надо бежать дальше.
Наконец лейтенант останавливается и делает ей знак не шуметь. Через его плечо она заглядывает в просвет между сиренью и бульденэжами. И видит, что птичница, плача, исчезает за поворотом дороги в замок, а управляющий Мейер стоит неподвижно перед конторой.
— Не попал, слава богу! — шепчет лейтенант.
— Почему же она ревет?
— От испуга.
— Этого типа надо в тюрьму засадить! — говорит Вайо значительно.
— Не будь дурой, Вайо! Чего он только не наболтает, а? Думаешь, тебе приятно будет?
— Ну, а сейчас?
— А сейчас посмотрим, что он сделает.
Темная коренастая фигурка поспешно устремляется в контору, даже до них явственно доносится стук сердито захлопнутой двери. Управляющий Мейер ушел.
— Вот он и ушел, — сердито заявляет фройляйн фон Праквиц, — а я должна быть с ним теперь особенно вежлива, чтобы он не наболтал папе.
— Потерпи немного, Виолета, — только и отвечает лейтенант.
Долго ждать им не приходится. Всего три-четыре минуты. Дверь конторы снова распахивается, и выходит коротышка Мейер, в правой руке чемодан, в левой руке чемодан. Выйдя, он даже не закрывает дверь, и она зияет черным пятном; Мейер же направляется, правда, несколько стесненным, но бодрым шагом через двор и в широкий мир — прочь отсюда.
— Смылся! — шепчет лейтенант.
— Слава богу! — Она облегченно вздыхает.
— Больше ты его не увидишь… — Лейтенант смолкает так внезапно, словно он рассердился на себя, что даже это сказал.
— Будем надеяться, — отвечает она.
— Виолета! — обращается к ней лейтенант через минуту.
— Да, Фриц?
— Постой тут минутку, хорошо? Мне надо кое-что посмотреть в конторе.
— Что посмотреть?
— Да так просто… Ну как там после него.
— Зачем? Разве нам не все равно?
— Ну отпусти же меня! Извини… значит, ты подождешь здесь?
Лейтенант поспешно идет к конторе. Войдя, он ощупью пробирается через темные сени, зажигает электричество. Он недолго озирается — и прямо подходит к комоду с оружием. Ящик полуоткрыт, но этого лейтенанту недостаточно. Он совсем выдвигает его и внимательно рассматривает содержимое.
Да, девятимиллиметрового маузера нет. Он снова задвигает ящик. Задумчиво гасит свет и снова выходит через темные сени в лунную ночь, к ней.
— Ну, как там выглядит? — спрашивает Виолета довольно язвительно. — Он, верно, еще наспех прибрал?
— А как там должно выглядеть? Ах, да, конечно. Хлев, по-прежнему свиной хлев, вот как там выглядит, дурочка моя.
Лейтенант как-то странно повеселел.
Она сейчас же этим пользуется:
— Послушай-ка, Фриц…
— Ну что, Виолета?
— А помнишь, ты сегодня хотел?..
— Что я хотел? Поцеловать тебя? Ну, поди сюда!
Он сжимает ладонями ее голову; некоторое время оба очень заняты; наконец она, совсем задохнувшись, прижимается к его груди.
