— Моя очередь, — сказал Янгблад, по-прежнему на полном серьезе.
— Нет, пожаласта. — Южноамериканец выставляет напоказ двадцатку. — Я настаивываю.
— Эй, Папс, — позвал Хеффаламп, отодвигая пятый пустой стакан из-под мартини. — Как звали коня Тонто? Старуха Джек говорит Скаут, а Фитц — Тони.
— Мой
— «Шевелись, Скаут», — грустно сказала Джек. Свободная рука торчит из расстегнутого рукава мужской оксфордской рубашки, пальцы отбивают на столе дробь копыт.
— Я тогда подумал, что мы еще обязательно пересечемся, — интимно проговорил Янгблад, отмахиваясь от розенблюмовской двадцатки и высвобождаясь из спрессованных в отсеке тел, чтобы достать из кармана бумажник. — Мне хотелось бы поговорить о Сьюзан Б. Панкхерст, хотя ты, наверное, не знаешь, кто это.
— Я настаивываю, — тянул Розенблюм.
— Правда, это передавали каждое воскресенье,
— Внимание Ламперс теперь целиком на Хеффе, который пытается удержать оливки из всех своих мартини под одним перевернутым стаканом. — Хотя иногда мы его называли
— Сьюзан как? — Глаза Гноссоса направлены точно на буфера Ламперс.
— Не могло быть по воскресеньям, — сказала Джек, прекратив барабанить пальцами и лизнув «Красную Шапочку». — По вторникам, с рекламой «Чирио». А Тони звали коня Тома Микса.
— Б. Панкхерст. Новый вице-президент по студенческим делам. Протаскивает закон о студентках и квартирах.
— По воскресеньям были Ник и Нора Чарльз, — сказал Хефф, не отрывая глаз от своей постройки, — с этой психованной собакой. Как, черт побери, ее звали?
— Ты знаешь, что за тот ужин меня оштрафовали на ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ, ты, идиот?! — прокричал Фицгор, дергаясь вперед и откидывая с глаз морковно-рыжие патлы. — Десять долбаных бумажек?!
Притворись, что не слышишь. Он не в себе. Что делать? Отдать клизму.
Поглядывая на приближавшуюся официантку, Гноссос дотянулся до рюкзака и нащупал резиновый баллончик с трубкой. «Хайбол», почти идеальное пойло, ла-ла. Определяет социальный статус.
— Хефф — извини, Янгблад, одну минутку — Хефф, этого не может быть, тебя действительно выперли?
— «Дом Тайн» тоже был по воскресеньям.
— И «Король
— «Король Неба» был по субботам. — Это Хефф. — Вместе с «Бобби Бенсоном» и «Наездниками Би- Бар-Би». Ставь на кон свою розовую задницу, старик, — меня выперли.
— Послушай, Гноссос, — не отставал редактор «Светила». — Мы должны поговорить о Панкхерст, это важно. Подумай сам — что, если ей удастся приставить к студенткам надзирательниц?
— А в Маракайбо есть спецальновые назиральницы, ха-ха. — Розенблюм сдается, прячет двадцатку в карман рубахи с блестками и задумчиво теребит Святого Христофора.
— Послушай, — шепчет Эгню распаленному Фицгору. — Не заводись. Ну чего заводиться, в самом деле?
— Плевать мне на десятку, но из-за вшивого куска мяса, или что там было, он поставил на уши весь этот чертов дом. Был там кто-нибудь не на ушах? Скажи, ты сам не стоял на ушах?
— Кто — продолжал Хефф, не обращая на них внимания, — был преданным филиппинским соратником Зеленого Шершня?
— Катон, — небрежно ответил Гноссос, забирая «Хайбол» у пробиравшейся мимо официантки. — Которого, кстати, сперва сделали япошкой, но после перл-харборского дерьма пришлось переиграть.
— Точно. А кореш Хопа Харригана?
— О! Хоп Х
— Лудильщик. — Гноссос между двумя глотками.
— Послушай, — нажимал Янгблад. — Ты не понимаешь: если она протащит свою фигню про надзирательниц, мы больше не увидим женщин даже в собственных квартирах!
Еле уловимая общая пауза — все одновременно затаили дыхание.
— Прости, не понял? — Гноссос и Фицгор почти хором.
Снова пауза.
— Никаких женщин. — Янгблад откинулся на спинку стула.
— Городских тоже? — Помахав отманикюренным мизинчиком, Эгню криво ухмыльнулся сразу двум девушкам и получил в ответ ледяное презрение.
— Она говорит, — Янгблад чувствовал, что пришло его время, — эта Панкхерст так и говорит: мужская квартира, слушайте внимательно, — это прямая дорога… к петтингу и сношениям.
Тишина.
— Она всего лишь исполняет свой долг. — Хефф, явно сдерживаясь. — Господь дал ей право.
— Исполнять свой долг, — добавила Джек.
— Кто был спонсором у Джека Армстронга?
— «Уитис», — ответил Гноссос. — Она, стало быть, против траха, так что ли?
— Сношений, — безнадежно поправил Фицгор. — Скажите Христа ради, какого черта?
— А кто познакомил нас с Капитаном Полночь?
— «Овалтайн», старик. А что если вытащить ее и заставить повторить…
— Не замайтесь ерундовой, — сказал Розенблюм. — Даешь революцу. Спихнуть эту, как ты ее назвал Панхер.
— Кто-то куда-то лезет, — спокойно предупредил Хеффаламп сквозь беспорядочную болтовню, — Кому-то надо думать, а не блятьлезть.
Он прав. Надо осторожнее.
— А в чем прикол, старик?
— Ты сам все понял. Нужно, чтобы она все это повторила. Только на этот раз — публично.
— Даешь революцу. — Опять Розенблюм.
— Только пока неясно, как это сделать. — Пауза, наклон вперед. — Может, ты что-нибудь придумаешь.
Гноссос огляделся.
— Я?
— Заклятый враг Капитана Полночь? — мигает Хефф.
— Иван-Акула, — сказала Джек, обе руки теперь на столе, а все внимание — на груди Ламперс.
— Ты что, всерьез, старик? Я?
— Если она повторит публично про петтинг и сношения, мы, вероятно, сможем что-то сделать. Вопрос переходит в плоскость морали. То есть, в таком случае она становится в оппозицию П и С как сущностям, так и концепциям, не имеющими ничего общего с квартирами в Кавернвилле. Мы можем ее спровоцировать. Ходят разговоры, что у нее есть шанс стать президентом Ментора, но это перспектива слишком пугающа, чтобы сейчас обсуждать.
— Спихнуть ее, — сказал Розенблюм.
Гноссос смотрел на Янгблада. Редактор был одет в простую белую рубашку от «Эрроу» с распахнутым воротом, без петелек на воротнике, а лицо выглядело даже честным.
— Твой план — провокация, зачем?
Янгблад подался вперед, понизил голос и упер взгляд в стол:
— Нам нужен Президент.
— Убивать, — объявил Розенблюм.
— Не лезь, Папс.
— Послушайте, — сказала Джуди Ламперс, отворачиваясь от взгляда Джек.
— Это у