— Вообще-то я об этом подумывала, — призналась Торгиль.
— И очень хорошо, что не преуспела, — покачал головой Бард. — А теперь нам надо многое обсудить; да и Айден наверняка захочет послушать ваш рассказ. Джек, а пригласи-ка его к обеду. Да, и заодно отнеси Пеге и ее друзьям корзинку со всякой снедью. И скажи, мы будем очень рады им — после наступления темноты.
Джек поспешил выполнять поручение учителя, гадая про себя, что за птичка такая напела старику о Пеге и хобгоблинах. Просто-таки диву даешься, как Бард умудряется всегда и все знать! Уже выйдя за дверь, мальчуган услышал, как отец задумчиво обронил:
— Торгиль — странное имя для сакса.
— На севере оно не то слово как популярно, — заверил Бард.
С наступлением вечера горожане разошлись по домам. Люди были в превосходном настроении: все смеялись и поздравляли друг друга с победой над монахами.
— Отец Север посадил их на хлеб и воду на целый месяц! — радовался один.
— И заставил читать молитвы каждые четыре часа, а в остальное время трудиться не покладая рук, — ликовал другой. — Как только святоши закончат чинить стены, так сразу начнут восстанавливать Дин- Гуарди. Ах, до чего же славно снова зажить под властью настоящего короля!
— И принцессочку он себе раздобыл — просто загляденье!
Так, перешучиваясь и пересмеиваясь, люди брели по темнеющим полям, возвращаясь в Беббанбург.
Джек прислушивался к их болтовне, лежа на животе в высокой траве за пределами монастырских владений. Тут же притаились хобгоблины и Пега.
— Думаешь, это безопасно? — прошептал Бука.
— Надеюсь. Брат Айден велел мне пройти через покойничьи ворота.
И друзья прокрались к проему в стене вокруг кладбища. Внутри не оказалось ни души. Жалкие крестики, отмечающие могилы монахов, тонули в зарослях сорняков. С лугов наплывал туман.
— Тем лучше: никто нас не увидит, — прошептал Немезида.
Так, никем не замеченные, друзья пробрались к черному ходу больницы. Дверь отворила Торгиль.
— Давно пора, — пробурчала она. — Драконий Язык не велит за стол садиться, пока вы не придете.
Джек давно привык к диковинному виду хобгоблинов, а вот отец его чуть с табуретки не свалился при виде гостей.
— Демоны! Д-демоны! Пришли уволочь нас в ад!
— Успокойся, Джайлз, — и ты тоже, Айден! — приказал Бард. — Эти кроткие создания зовутся хобгоблинами, добрее их в целом свете не сыщешь. Здравствуй, Пега, рад тебя видеть. Я оставил для тебя лучшее место.
Девочка отпрянула назад, застыдившись своего истрепанного, грязного платья.
— Я лучше сяду с Букой и Немезидой.
— Вообще-то, если честно, тут все места лучшие, потому что они все одинаковые, — весело заверил старик. — А ты и твои друзья — почетные гости. Подавай на стол, Крысеныш! Ты, конечно, разоделся в пух и прах как оруженосец рыцаря, но мы-то все помним, что под пышным нарядом скрывается жалкий поваренок!
Крысеныш с кислым видом принялся обносить пирующих тушеной чечевицей на ломтях хлеба и чашами с сидром.
— За доброе начало! — воскликнул Бард, поднимая чашу.
— За доброе начало! — эхом подхватили остальные.
И жадно набросились на угощение. Никто и слова не вымолвил до тех пор, пока не утолил голод.
— Превосходно, просто превосходно! — похвалил Бука, в четвертый раз накладывая себе добавки. — Не хватает разве что горсточки грибов.
— Как всегда, ты демонстрируешь прискорбную невоспитанность, критикуя угощение, — фыркнул Немезида.
Джек знал: если Немезида начал подкалывать его величество, это значит, хобгоблины совершенно расслабились и чувствуют себя как дома.
— Торгиль уже поведала нам о ваших приключениях; ну а я-то, само собою, кое о чем и без нее знал, — промолвил Бард. — Пега, тебя должно поздравить. Одержать победу над эльфами — подвиг не из малых. Когда ты зажгла ту свечу на празднике Йоль, я сразу понял: тебе самой судьбой предначертано свершить нечто великое.
— Спасибо, господин, — пролепетала девочка, смущенно глядя в пол.
— А ты, Джек, разорвал кольцо Нежити вокруг Дин-Гуарди. Вот уже много веков жизненная сила рвалась внутрь. Крепость была что гнойный нарыв, распространяющий заразу повсюду вокруг. Но теперь это место исцелилось.
— Я утратил посох из Ётунхейма, — не удержавшись, посетовал Джек.
— Я знаю.
«Среди присутствующих один только Бард понимает весь ужас этой жертвы», — подумал про себя Джек.
Старик смотрел на ученика так сочувственно, что мальчуган отчаянно боялся расплакаться и опозориться перед всеми.
— Есть дарования, которые обретаешь только через жертву, — тихо проговорил Бард. — Эти дарования ведомы мудрым, но на то, чтобы овладеть ими, потребно время. Я давным-давно, еще в ходе обряда «огня бедствия», понял, что ты, и Пега, и Люси вызвали к жизни великие перемены. Чего я не видел, так это участия Торгиль. Она принесла величайшую из жертв, подняв руку на Властелина Нежити. И приобрела многое — чего еще не осознала.
— Она? — хором переспросили брат Айден и отец.
— Вы же привыкли к хобгоблинам. Привыкнете и к тому, что Торгиль — девочка, — заверил Бард.
Джек в который раз поразился тому, как в изложении Барда любая самая неразрешимая проблема предстает заурядным пустяком. Отец уже разговорился о чем-то с Букой, а брат Айден перестал креститься всякий раз, как взгляд его падал на хобгоблинов. Славный старина Бард! Да он любого заставит под свою дудку плясать!
Дверь, ведущая в монастырь, внезапно распахнулась, и вошел Брут — король Брут, тут же напомнил себе Джек. Вслед за Брутом явился и отец Север.
— Фью! Тяжкий денек выдался! — воскликнул новый правитель Дин-Гуарди. — С самого утра так ни разу и не присел.
— А завтра придется не легче, — заверил отец Север. — Мы уже собирались спать укладываться, и тут я вспомнил, что у меня осталось одно недоконченное дельце. Вы, кстати, можете выбрать себе любые постели по своему вкусу. Монахи еще долго будут спать на голых досках. Итак, Драконий Язык, — монах обернулся к Барду, — пора тебе кое с кем познакомиться.
Отец Север отступил в сторону, и в комнату вошла Этне. С ее появлением даже свечи запылали ярче.
— Драконий Язык, пред тобой твоя дочь.
Впервые на памяти Джека Бард лишился дара речи.
Наконец-то Джек понял, почему в Этне ощущалось что-то знакомое. В эльфийском обличье она казалась копией Партолис, только более юной. Но когда она перевоплощалась в человека — а такой она нравилась Джеку гораздо больше, — ее синие глаза и даже улыбка очень напоминали Барда. Да и добротой своей девушка, вероятно, была отчасти обязана отцу. Увы, доброта эта под воздействием Партолис обычно бывала подавлена. А вот теперь человеческая сторона ее натуры проявилась в полной мере.
— Мне всегда хотелось знать, кто был мой отец, — промолвила Этне. — Я спрашивала мать, да только она не помнила.
