вызвали капитана. Раздражение капитана, овладевшее им из-за прерванного завтрака, сменилось гневом, когда он оценил ситуацию и ощутил запах, вызвавший суматоху. К тому моменту Хэдон перестал улыбаться. Он не ожидал, что происходящее затронет кого-нибудь еще, кроме него самого и Хевако, не считая, конечно же тех, кто находился рядом и был вынужден вдыхать мерзкий дух.
Капитан зашипел:
— Вы, будущие герои, можете издеваться друг над другом, сколько хотите, до тех пор, пока это не наносит вреда нормальной работе моего судна! Но подобные проделки уже выходят за рамки дозволенного! Нельзя грести с полной отдачей, если весло скользкое, кроме того, те, кто находятся рядом, тоже не могут нормально работать из-за того, что их тошнит! Вы все будете держать ответ передо мной, когда окончится смена! Рулевой, обливайте этого человека водой до тех пор, пока не смоется все дерьмо! А ты, Хевако, прежде чем явишься ко мне с отчетом, убедись, что от вони не осталось и следов!
В результате Хэдону пришлось сознаться: капитан пообещал выпороть всех юношей, если только виновник безобразия не признается сам. В полдень Хэдона с руками, поднятыми вверх, привязали к мачте. Здоровенный гребец ударил Хэдона по спине пять раз кнутом из шкуры гиппопотама. Хэдон думал, что снести унижение будет труднее, чем боль. Однако… Кнут резанул по мышцам, и кровь потекла вниз меж ног. Юноша сжал зубы, чтобы не закричать; после порки ему еще много ночей пришлось спать на животе.
Утешением, хоть и небольшим, явилось то, что Хевако тоже получил три порции кнута. Капитан не стал спрашивать Хэдона, почему тот сыграл такую шутку. Капитан прикинул, что Хэдон наверняка отказался бы отвечать и пришлось бы назначить ему дополнительное количество ударов. Он провел расследование и нашел человека, который заметил Хевако в свином хлеве, а также видел, как отмывался Хэдон. Хевако сознался, и вскоре и его спина кровоточила. Позднее, находясь в каюте, Хевако угрожал, что когда-нибудь капитану от него достанется. Хэдон сказал, что он не очень-то любит капитана, но питает к нему уважение. Если бы он не исполнил свой долг, опасаясь, что подозреваемый когда-нибудь разделается с ним, он не мог бы выполнять свои обязанности капитана.
— Тебе достанется от меня на Играх, — сказал Хевако.
— На Играх ты постараешься сделать то же, что и каждый, — сказал Хэдон. — Но хотя бы на время мы не могли бы оставить друг друга в покое? Если так будет продолжаться, мы просто изнурим друг друга. А в таком состоянии нельзя рассчитывать на успех на Играх.
Хевако не ответил. Тем не менее, после этого он разговаривал с Хэдоном только в случае необходимости. Несмотря на то, что спины обоих горели огнем, на следующей день они вернулись на весла. Жрица смазала им раны успокаивающей мазью, которая, правда, не сняла боль до конца. Служительница культа посоветовала мыть спины мылом каждые два часа и тщательно следить за тем, чтобы не попала инфекция. К счастью, на море совсем не было мух, но по ночам могли кусаться тараканы, если только не намазаться снадобьем.
— И держитесь подальше от свиного хлева, — сказала она и игриво похлопала юношей по спинам. Захваченные врасплох, они вскрикнули, а жрица громко рассмеялась.
— Мальчишки всегда остаются мальчишками, — проговорила она, — но вы-то теперь мужчины. Клянусь Кхо, если бы я не была замужем за капитаном, непременно посмотрела бы, насколько вы оба мужественны!
Хэдон обрадовался, что она не может этого сделать. Его не интересовали пятидесятилетние толстухи, а отказать ей он бы не осмелился.
3.
Со стороны моря продолжали появляться высокие шероховатые скалы. Галеры обходили их стороной, не подходя ближе, чем на две мили: вблизи скал были рифы. Множество кораблей вынесло на них штормом, и все судовые команды бесследно исчезли. Затем показался сам пролив — узкая щель в скалах, — и флот вошел в порт, постройка которого потребовала больших затрат и времени. От скал тянулись два каменных волнореза, против которых стоял пришвартованным огромный плот; на этом плоту располагались штаб-квартиры кетнанского флота. Флот кхокарсан был обязан войти в порт и подвергнуться еще одному досмотру. Это раздражало капитанов торговых и военных судов, но поделать они ничего не могли.
— Пятьдесят лет назад Пикабес разрушила это место, наслав на него сильный шторм. — произнес капитан. — Вот бы ей еще раз повторить то же самое! Но не в то время, когда мы здесь!
На рассвете следующего дня флот вышел из порта, курс его пролегал таким образом, чтобы можно было войти прямо в пролив. Пролив представлял собой мрачную расселину, которая образовалась в результате того, что в далеком прошлом от скалы оторвался огромный кусок. Произошло это, вероятно, в то время, когда Кхо занималась созданием мира. Пролив являлся единственным водным соединением двух морей — северного Кему и южного Кемувопар. Пролив оставался неизвестным цивилизованному миру до тех пор, пока герой Кет не провел две галеры сквозь его жуткую темноту и не прорвался в великолепное сияющее море. Произошло это тысячу девяносто девять лет назад. Потом туда проникли еще несколько исследователей, но активная колонизация не проводилась до тех пор, пока спустя двести тридцать лет Кетна не основал город, названный его именем. Еще через пятьдесят лет жрица-исследовательница Лупоес на месте Опара открыла породы, содержащие алмазы и золото, и южное море обрело ценность для правителей Кхокарсы.
Пролив был настолько узок, что на расстоянии в одну милю казался просто чуть более темной прожилкой на камне скалы. Затем, когда бирема, первой из числа военно-морских судов погрузилось в него, казалось, будто каменный монстр широко разинул покрытый пеной рот. Судно Хэдона должно было проследовать в пролив третьим. Какое-то время оно покачивалось на неспокойных волнах в лучах яркого солнца, и спустя мгновение его поглотил пролив. Море стремительно катило свои воды, пронося их меж высоких стен такой высоты, что море казалось лишь тонкой полоской. Быстро опустилась темнота, настолько плотная, что, казалось, ее можно было потрогать рукой. Путь назад теперь оказался отрезан, ибо не было никакого места для маневра. Оставалось либо идти вперед, либо опуститься под воду, другого варианта не было. На корме, над тараном, стоял сигнальщик и передавал распоряжения первому помощнику, который по эстафете передавал их владельцу гонга. На корме и по боку судна тускло горели факелы; весла поднимались и опускались, их лопасти проходили всего лишь в нескольких футах от мрачных прочных стен. Слышались только шлепки о воду весел, звуки стекающей воды при их подъеме, голоса сигнальщика и помощника капитана и звяканье гонга. Всем остальным было велено сохранять тишину, но люди и так молчали без приказа. Разговаривать никому не хотелось, и даже те, кто миновали этот проход много раз, чувствовали то же самое, что и Кет со своими людьми, когда впервые осмелились войти в него. И действительно, пролив казался воротами в царство мертвых, владения королевы, где грозная Сисискен правит своими призраками, бледными жителями самой большой империи. Не удивительно, что Кету пришлось подавить мятеж, прежде чем он смог провести своих людей сквозь этот сумрачный проход.
Пролив не пролегал прямо, а изгибался то в одну, то в другую сторону. Несколько раз стены подходили вплотную к судну, и приходилось поднимать на борт весло, когда одной стороной они касались камня. Столкновение, хоть и небольшой силы, могло привести к тому, что хрупкий корпус корабля будет сдавлен, если только предусмотрительно не установить прочные бамперы из красного дерева еще до входа в пролив.
Хэдон со своими спутниками стоял у передней палубы и наблюдал. Их освободили от обязанностей на то время, пока они пересекали пролив, поскольку капитан пожелал, чтобы на веслах сидели только профессионалы. Хэдон и Хевако были просто счастливы: раны, полученные во время порки, еще далеко не зажили. Но к их радости примешивалось и чувство опасения. Оба все время смотрели вверх и бормотали молитвы. Им сказали, что в пещерах, расположенных в скалах, живут великаны-людоеды, и если они услышат, что приближается корабль, то протянут свои длинные ручища, схватят моряка и съедят его. А иногда неистовый клемкаба бросает на суда огромные глыбы.
Вдруг голубая линия неба, видневшаяся далеко вверху, затянулась облаками, и стало казаться, будто судно ползком продвигается в ночи. Капитан распорядился зажечь еще факелы, но вскоре их потушил обрушившийся сильный дождь. Ветер, еще недавно подобный легкому прикосновению пальцев к шее, теперь ощущался так, словно на нее легла тяжелая холодная рука. Участники соревнований прошли в рубку и, надев кепки и пончо из шкуры животных, вернулись обратно на палубу. Им не хотелось оказаться внутри
