раковины.
И вдруг — тишина. Змейка не уползла, просто застыла. Ожившая вагина поспешно удалилась, матка, как всегда, последовала за своей бессменной подружкой. Изпод кровати высунулась голова Вивьен и медленно направилась к нему. Из приоткрытых неподвижных губ торчал язык, блестящие глаза уставились на Чайлда.
Голова остановилась, не дойдя нескольких футов до лица Геральда. Взгляд фиалковых глаз теперь был направлен выше, на бородатую Змейку, свернувшуюся на щеке Чайлда. Побелевшие губы шевелились, но он не услышал ни звука. Все верно, у нее ведь теперь нет легких. Они превратились в двух странных существ, ковыляющих, словно миниатюрные издыхающие динозавры из полувысохшего болота, к противоположной стене.
А что, если ожившая голова рассчитывает на его умение читать по губам? Что, если она сейчас рассказывает ему, как вновь собрать в единое целое части Вивьен?
'Но допустим, что это уже невозможно и Вивьен больше никогда не станет прежней? Что я знаю о ней или других подобных созданиях?' — напряженно размышлял Чайлд. Перефразируя Оруэлла, все они равно необычны, но некоторые более необычны, чем другие. Вивьен, несомненно, была самым удивительным феноменом. Ее нельзя причислить ни к вампирам, ни к ламиям, ни к призракам или оборотням. Вполне возможно, что, выдернув из ее тела змееобразное существо, он раз и навсегда уничтожил хозяйку. Ведь Мабкруф — вернее, совокупность оживших частей прежней Вивьен — не сможет долго просуществовать в таком состоянии. Даже такие диковинные существа повинуются общим фундаментальным законам бытия: они должны чем-то питаться, выводить из организма отходы.
В нашей Вселенной ие существует ничего, противоречащего этим краеугольным заповедям природы, ничего «противоестественного». Явления, поначалу кажущиеся таковыми, просто еще недостаточно исследованы, их сущность и происхождение не раскрыты. Все в мире обусловлено причинно-следственной связью, повинуется определенным законам, и лишь незнание делает те или иные вещи таинственными.
Змееобразное существо проползло по глазам Чайлда, спустилось на пол, приблизилось к голове Вивьен и свернулось кольцами. Верхняя часть туловища приподнялась, нависнув над глазами Мабкруф, и стала раскачиваться, словно рассерженная кобра; головка то и дело поворачивалась в разные стороны. Губки не переставая шевелились, личико искажала гримаса ярости. Тоненький писклявый голос был различим, лишь когда существо глядело на Чайлда. Оно вещало на том же неведомом языке.
Наконец тварь закончила свою речь, а может, просто устала от бесплодных попыток что-то объяснить Чайлду.
Повернувшись, она поползла прочь, остановившись возле его подбородка. Чайлд смог разглядеть, что она делает, лишь спустя несколько секунд, когда змейка вновь стала двигаться. За собой она волокла матку; хвост с корнями вновь был втиснут внутрь и, очевидно, успел прикрепиться к стенке ожившего органа, как прежде.
Миновав его голову, парочка остановилась, повернулась, опять подползла к Геральду и замерла, когда матка уперлась в его лоб. В этот момент вагина отодвинулась от лица Чайлда, и он увидел, что змейка подталкивает ее головкой, заставляя принять нужное положение.
Добившись своего, бородатая тварь проскользнула в свою новую подопечную сзади и вынырнула из влажной щели. Вагина стала пятиться, словно повинуясь телепатическим призывам, пока опять не соединилась с маткой.
Что теперь? Впервые после того как в Чайлда вонзились ядовитые зубы, его стала по-настоящему беспокоить собственная участь. Возможно, действие яда со временем слабеет; возможно даже, что Вивьен солгала и противоядие вообще не требуется. Она дала это снадобье Биллу, чтобы он поскорее пришел в себя и убрался из дома.
Одновременно Мабкруф ввела бедняге отраву, из-за которой он должен умереть от разрыва сердца. Тут уж она точно не соврала!
Чайлд попытался сдвинуться с места, но, как и прежде, тело отказывалось повиноваться. Однако туман перед глазами постепенно рассеялся, думать стало легче.
Только сейчас Чайлд осознал абсолютную чужеродность существа, некогда называвшего себя Вивьен. Невозможно даже представить себе, чтобы человеческое тело распалось на множество самостоятельных живых созданий! Но вот они, прямо перед глазами. Интересно, как этим тварям удается существовать так долго? Допустим, при распаде кровоснабжение каждой ожившей части тела стало автономным, но ведь циркуляция полностью прекратилась. Сердце, все вены и артерии которого закрылись, проворно двигалось по полу, стремясь исчезнуть под кроватью, на своих тридцати хиленьких ножках.
Существо чем-то походило на обезглавленную курицу, бегущую по двору.
А как они живут без кислорода и системы пищеварения? У любого существа просто не может не быть какоголибо источника энергии, системы выделения отходов из организма. Без них невозможно существовать!
И еще: как Вивьен умудрялась скрывать все эти ножки, расщелины и Бог знает какие еще биологические диковины в своем теле? При таком обилии разнообразных «деталей» она должна была выглядеть рыхлой и толстой, однако обладала безупречной фигурой и лицом. О, какое божественно прекрасное лицо! Сейчас эта головка как раз расхаживает по комнате, словно сороконожка, на тощеньких лапках, опираясь на четыре ножки, растущие за ушами!
Волоча за собой матку, бородатая змейка гналась за ягодицами и анусом, явно стараясь присоединить их к своим трофеям. Но что потом? Подобная конструкция станет весьма неуклюжей и громоздкой; преследовать другие части тела будет очень тяжело.
Пока Чайлд наблюдал за стараниями змееобразного существа, голова тоже не оставалась без дела. Ей удалось пинками и толчками загнать в угол комнаты оба плеча.
Пока они стояли там, прижавшись к стене, голова отправилась на охоту за разными внутренними органами; тем временем змейка подцепила добычу и потащила за собой, словно локомотив.
В этот момент доски паркета под головой Чайлда слегка прогнулись. Секунду спустя перед глазами возникла пара больших ботинок. Потом они сдвинулись, и Геральд увидел водителя, который вошел в комнату, пока Чайлд, забыв обо всем, увлеченно наблюдал за маневрами диковинных существ, на которые с его помощью разделилась Вивьен. Личный шофер Мабкруф был крепким высоким мужчиной со смуглой, как у уроженца солнечной Сицилии, кожей. Несмотря на это, черты лица выдавали прибалтийское происхождение: выдающиеся скулы, высокий лоб, прямые темные волосы. Судя по полному отсутствию реакции на то, что происходило в комнате, водителя совершенно не ошарашило увиденное.
Быстрыми умелыми движениями он начал собирать свою хозяйку. Части тела складывались либо всовывались одна в другую; вскоре на полу лежала обнаженная Вивьен, прекрасная, как и прежде. Трещины, исчезли, зазоры выровнялись, провалы затянулись. Когда кожа снова стала безупречно гладкой, водитель ударил кулаком по груди своей хозяйки. Сердце послушно забилось, и она, словно рыба, жадно вдохнула воздух открытым ртом.
Вивьен немного полежала, мерно дыша, затем села.
Она чуть пошатывалась, но жестом отвергла помощь своего прислужника.
Из приоткрывшихся губок вагины высунулась бородатая головка и сердито уставилась на Чайлда.
— Бартон, — произнесла наконец Мабкруф, — положи его на кровать и раздень.
Слуга, не произнося ни слова, подхватил Геральда и опустил на кровать, затем снял с Чайлда всю одежду и аккуратно развесил в шкафу, а туфли и носки отправил под стул. Чайлд видел все это, потому что мог уже поворачивать голову. Но, увы, язык все еще отказывался повиноваться.
— Теперь можешь идти, — приказала Вивьен.
Плечистый темноволосый слуга бесстрастно оглядел Геральда, произнес: 'Слушаюсь, мадам' — и покинул комнату.
Какую роль играет Бартон среди прочих членов дьявольской компании? Чайлд вспомнил Глэма, гигантского слугу барона Игеску. Силач отличался странностями, но, в отличие от хозяина, был человеком; по крайней мере, принадлежал к нашей расе. К несчастью, он совершил роковую ошибку, влюбившись в Магду Холиани, которая, кажется, была из породы питонов-оборотней. Магда отвергла его, и бедняга Глэм попытался силой овладеть ею.
