Ноги его задрожали, живот свело. Гениталии напряглись. Пол, словно лед, холодил ноги, холодный ветер дул в спину. Хэдон упал на колени, воскликнув: “Великая Кхо! Пощади меня!”
Женщины не обращали на него внимания, глаза их неотрывно уставились на прорицательницу.
Теперь она пронзительно кричала, слюна вылетала изо рта, глаза лезли из орбит, костлявые руки простерты во все стороны, словно у грифа.
Внезапно жрица бросилась вперед, с глухим стуком свалившись на пол.
Дым развеялся; через минуту уже не поднимаясь с пола. Тени отступили, холод исчез. Хэдон, еще в трепете, встал на ноги. Женщины оставались неподвижны, хотя старухе-колдунье явно требовалось внимание. Из носа и рта ее текла кровь.
Вскоре приблизилась верховная жрица и опустилась на колено подле старухи. Она пощупала ее пульс, заглянула в глаза. Затем поднялась, громко объявив: “Прорицательница мертва! Она не смогла более выносить присутствие Богини!”
Авинет, бледность которой проступила даже сквозь темную косметику, посмотрела на Хэдона большими черными глазами:
— Великая Кхо действительно возложила тяжелую ношу на твою неродившуюся дочь, — промолвила она. — Тяжкую ношу, но счастливую!
Лалила обратила к Хэдону белое, как мел, лицо; за какие-то несколько минут вокруг глаз появились темные круги.
— Что она сказала? — вскричала она.
Сугукатет сказала:
— Твое дитя станет великой жрицей! Или ее ждет короткая и ужасная жизнь! Ей суждено стать спасителем города и основателем династии, которая будет длиться двенадцать тысяч лет! Или она погибнет совсем молодой — самой несчастной из всех живущих!
— Это зависит от того, родится или нет она в городе твоих предков, Хэдон, — сказала Авинет. Если малютка появится на свет там, в Опаре, она действительно будет счастлива! Если же нет — ее ждут жестокие страдания, и она рано отправится в мрачный дом наводящей ужас Сисискен!
Издав короткий резкий вопль, Лалила рухнула на колени, сотрясаясь в рыданиях.
Хэдон, потрясенный, не мог произнести ни слова. Да и какой смысл спорить? Сама Кхо сказала.
Лалила подняла голову; слезы струились на грудь.
— Что еще пророчила Она?
— Многое. Но мы не вправе говорить что-то тебе или кому-либо другому. Тайны Кхо должны храниться в моем сердце и сердце верховной жрицы.
— Значит, — медленно проговорил Хэдон, — Лалила должна отправиться в Опар.
— Это зависит от нее — Колдуньи с моря, сказал Сугукатет. Никто не в силах заставить. Но если она любит свое дитя…
— Позволят ли Хэдону сопровождать меня? — вскрикнула Лалила.
— Нет! — громко отрезала Авинет. — Он должен оставаться здесь или последовать за мной, куда бы я ни отправилась! Он мой телохранитель, поклявшийся сопровождать меня повсюду, поклявшийся сражаться за меня, пока не умрет Минрут и я не займу трон во дворце Кхокарсы!
Хэдон молчал. Авинет улыбнулась. Его охватила глубокая печаль, и он продолжал бы предаваться ей, не произойди что-то странное. Сугукатет, главная жрица, кивнула и ободряюще улыбнулась ему. Она втайне шепнула Авинет — нет, но что значило это отрицание, Хэдону было неведомо.
13.
Пага, по обычаю, был настроен скептически:
— Будущее непредсказуемо, — изрек он. — Если бы его можно было предвещать, оказалось бы, что оно столь же неизменно, как и прошлое. А это значит: все, что должно произойти, по существу, уже здесь. И следовательно, и ты, и я, и все мы лишены выбора в наших действиях. Нам лишь кажется, что мы поступаем свободно, но на самом деле бессильны порешить по-своему, отлично от того, как приказывает бог. Мы, словно марионетки, в тех представлениях, которые ты, Хэдон, описывал. Куклы, которых дергают за веревочки.
Мы куклы, если будущее действительно раз и навсегда установлено. Но я, например, не верю в это. Если бы я так считал — я бы убил себя.
Хинокли возразил:
— Но ты не смог бы покончить с собой, не будь на то божественной воли.
Здоровый глаз Паги сверкнул, длинные седеющие волосы вокруг рта раздвинулись, обнажив крепкие крупные зубы.
— Правильная мысль, книжник. К тому же — бесспорная. Но давай посмотрим с чисто практической точки зрения и оставим бесполезные рассуждения о пророчествах и о предопределенности будущего. Что мы намерены делать? Или точнее, что мы думаем, что мы собираемся предпринимать? Какой бы ни была правда, мы поступаем так, будто бы обладаем свободной волей.
Компания — Хэдон, Кебивейбес, Хинокли, Пага и Лалила — расположилась вокруг большого круглого стола из полированного дуба в насквозь прокуренной части самой большой в городе таверны. Сосновые щиты, разрисованные сценами рассказов о Бесбедес, богине пчел, отделяли стол от остального помещения, создавая полууединенный уголок. Рев и хохот, и крики с соседних столов обеспечивали им безопасность разговора. Девочку Абет оставили дома под охраной служки храма, которого прислала главная жрица Сугукатет.
Лалила сделала глоток сладкого медового напитка местного приготовления:
— Какое имеет значение, истинно ли это пророчество прорицательницы или оно подстроено? Что касается меня, я вправду верю, что говорила Богиня. Если бы и остальные из нас присутствовали в храме, они бы тоже поверили. Даже Пага, который ничего не принимает за истину, пока не увидит сам — а порою и тогда сомневается — и тот бы уверовал.
Как бы то ни было, очевидно, что Авинет не желает, чтобы я оставалась здесь. Ей угодно, чтобы я как можно быстрее отправилась в путь — в Опар. И в самом деле, если я намерена попасть туда до рождения ребенка, надо уезжать.
— Весьма долгое и опасное путешествие, даже если все сложится удачно, — сказал Хэдон. — Сейчас…
Лалила опустила ладонь на его руку.
— Я бы не беспокоилась, если бы ты был моим проводником. Но, увы, это не получится. Авинет решила держать тебя при себе. Я не думаю, что она поступает так, надеясь сделать тебя своим любовником, поскольку я уже не смогу ей мешать.
Она глубоко ненавидит тебя за то, что ты сам не бросился в ее объятья. Авинет злопамятна и хочет разлучить нас. Она связана обещанием, оно удерживает ее от прямых враждебных действий, но никак не остановит от стремления добиться цели хитростью. Она может отрицать, что причиняет нам страдание, на самом деле всячески изощряясь в этом. Убрать меня с дороги, отослать в Опар ради безопасности неродившегося ребенка.
— Я буду с тобой и Абет, куда бы ты не отправилась, — вдохновенно объявил волосатый человечек.
— Лалила, если Королеве не понадобятся мой услуги, — заявил Хинокли, я готов сопровождать тебя до самой Ребхи. У меня там брат, который примет нас, и я смогу найти работу. Сдается мне, что Ребха — самое безопасное место в Империи.
— А я останусь с Хэдоном, — сказал Кебивейбес. — Я должен быть с ним до конца.
— Будем надеяться, что конец наступит нескоро, — засмеялся Хэдон.
Кебивейбес улыбнулся и промолчал. Странствуя по северной саванне, он решил, что Хэдон станет героем его новой эпической поэмы. Он назвал ее Пвамвотхэдон — Песнь о Хэдоне. Отдельные части поэмы он уже сочинил. Бард, аккомпанируя себе на арфе из панциря черепахи, пел эти отрывки на рыночных площадях, тавернах и в залах великих жриц. Поэма охватывала события от отъезда Хэдона из Опара на Великие Игры в Кхокарсе до его противостояния солдатам Минрута внутри ущелья.
Кебивейбес предусмотрительно воздержался от исполнения последней части. В ней рассказывалось о спасении Хэдоном Королевы Авинет и об обещании, которое он буквально вынудил Авинет дать ему. Хотя
