простираются на мили. Но мы можем как-нибудь поехать на машине. Выберу хорошее утро, и поедем.
— С удовольствием поеду с тобой.
— Тогда договорились. Далеко ты ходила?
— Всего лишь на кладбище. Там был Игорь-старший. — Я сделала паузу. — А разве твоя мать не там похоронена, Шерил?
Ее лицо помрачнело.
— Нет.
— Почему? По той же причине, по которой в газетах того времени не появилось ни строчки о событии в «Молоте ведьмы»?
— Питер не любит вспоминать тот период жизни. До сих пор не хочет говорить об этом.
— Но почему, Шерил? Он стыдится того, что произошло в «Молоте ведьмы»?
И тут я увидела, как в синих глазах вспыхнул гнев, но лишь на мгновение, потом Шерил рассмеялась и взяла меня за руку.
— Странные вещи ты говоришь, Саманта. Разве ты найдешь более спокойное и счастливое местечко, чем «Молот ведьмы»? Здесь как будто время застыло, здесь все, как было полвека назад в России. У нас гораздо меньше проблем, их почти нет, по сравнению с людьми, живущими за стенами поместья.
— Наверно, этому есть причина, — пробормотала я.
— Наши люди счастливы только тогда, когда они много работают, и они умеют отдыхать по-своему. Им не нравятся музыка в записи или мыльные оперы. Наверное, они старомодны, но это правильный образ жизни. Мы счастливы здесь. Мы, вероятно, более здоровое общество, чем многие другие.
— Да, — вздохнув, согласилась я, — знаю. Но иногда мне хочется, чтобы ты перестала меня постоянно заверять, как вы здесь счастливы и довольны жизнью.
— Тебе понравилось бы больше, если бы мы ходили вокруг тебя с вытянутыми недовольными лицами, Саманта? — Она сделала такую забавную гримасу, изображая недовольство, что я рассмеялась.
— Нет. Этого я не хочу!
— Тебе трудно угодить. А ведь мы все очень стараемся, рассказываем все, что ты пи спросишь.
— Да, знаю. — И добавила запоздало: — Вы все просто замечательно сотрудничаете со мной. Особенно Питер.
Шерил улыбнулась, снова обретя безмятежный вид.
— Это напомнило мне, что Питер ждет в библиотеке, и нам лучше не оставлять его надолго наедине с бабушкиным портретом. Он страшно гордился ею.
— Послушай, Шерил, пока мы не вошли туда... — Я помолчала, подыскивая верные слова, потом произнесла: — Я читала в газетных вырезках о смерти твоей матери. Там говорилось, что несчастье произошло в Ширклиффе, здесь же, на заливе Мэй. Ведь это недалеко отсюда, верно?
— Миль тридцать или около того. — Ее глаза сузились. — Я могу отвезти тебя туда, если хочешь. Но уверяю, это напрасная трата времени, там нечего смотреть.
— Она похоронена там? Так недалеко от «Молота ведьмы»? Но нигде не написано об этом месте.
— Ты права.
— Ты... ты не очень любила свою мать, Шерил?
— Нет, — глухо отозвалась она, — не любила.
— Тебе было всего восемь лет. Это не тот возраст, чтобы уметь кого-то ненавидеть, особенно для девочки по отношению к собственной матери.
— Ты не знала ее. Она ревновала к Питеру. И все хотела здесь изменить. Разрушить все, что создала бабушка. — Горечь в ее голосе поразила меня.
— Тебе уже восемнадцать сейчас, Шерил. В этом возрасте можно попять, что любовь иногда толкает женщину на странные поступки под воздействием ревности. Ты никогда не задумывалась, что могло случиться подобное с тобой, если бы ты была замужем за кем-то, похожим на... на твоего отца? И ты бы тоже безумно его ревновала? Ведь он давал ей основания для ревности?
Ее глаза стали холодными.
— Тебе не попять этого, Саманта. Тебе никогда не понять, что мы чувствуем, я и Питер, и как мы относимся к «Молоту ведьмы». Зачем ей понадобилось все менять? Пока Питер ее не поднял из низов, она была никем и ничем. Моя мать была итальянка. Ты, наверное, знаешь это, как и то, что она имела некоторое отношение к искусству. Питер встретил ее в Париже, когда вернулся туда, чтобы оформить расторжение брака с Ивонной. Ее звали Тереза. Он заплатил ее долги и дал ей денег. Она хотела его отблагодарить — нарисовать его портрет, и он согласился. Он никогда не мог отказать женщинам в их просьбе. А она была тогда красива. По-своему.
— И он женился на Терезе в Париже?
— Нет. Она поехала с ним в Америку, и они тихо поженились в Бостоне. Потом некоторое время жили в Нью-Йорке. Он там играл в театре. Потом купил дом в Ширклиффе. Он отдыхал там между спектаклями. Там я и родилась...
Я задумалась.
— Ты сказала, что в комнате, где я сейчас живу, была ее студия?
— Это было позже, Саманта. За несколько месяцев до того, как... она умерла. Она знала о «Молоте ведьмы». Хотела жить здесь и быть хозяйкой поместья. — В голосе ее зазвучала нотка презрения. — В конце концов Питер сдался, как всегда, и разрешил ей сюда приехать. Но сам не вернулся, для него слишком печальны были воспоминания.
— Но она приехала сюда с тобой? — Слуги говорили мне, что отец и дочь вернулись в «Молот ведьмы» лишь после смерти Терезы.
— Нет. Я тогда училась за границей. Она приехала сюда одна. Стала, как и хотела, хозяйкой дома, слуги повиновались ей, хотя и смеялись за ее спиной, считали ее иностранкой и ненавидели. Видишь ли, она не уставала твердить им, что они уже не русские, пыталась изменить их жизнь. Она хотела все здесь переделать, а они этого не хотели. Особенно Саша. Он возненавидел ее...
— А Питер жил в Ширклиффе, пока она жила здесь? — Образ Терезы Кастеллано постепенно формировался в моем сознании, хотя и не таким, как его обрисовала Шерил. Печальная, ревнивая женщина, очень одинокая. Жила в добровольном заточении в этом странном поместье...
— Питер приезжал в Ширклифф отдохнуть перед очередным спектаклем. Я присоединялась к нему на каникулах. Это был наш дом. Туда приезжало множество интересных людей: режиссеры, критики, сценаристы, актеры, композиторы, музыканты...
— И конечно... женщины, которых привлекал Питер.
— О, разумеется! Но как только моя мать узнавала, что Питер в Ширклиффе, она сразу же просила Игоря отвезти ее к нам. Бабушка знала бы, как с ней справиться. Но Питер был слишком добр и мягок. Она не оставляла его пи на минуту в покое и делала его жизнь в Ширклиффе невыносимо несчастной.
— Своей ревностью?
— Своим вмешательством во все. Она ненавидела Сью Марсден, секретаря Питера. А Сью была очень хорошим человеком. Ты ведь читала о том, что произошло. Она пыталась убить Сью. И думала, что убила. Поэтому и бросилась со скалы... Но тебе надо идти, Саманта.
— Да... Пора.
Постучав, я вошла в библиотеку, чувствуя на себе взгляд Шерил и радуясь, что она не видит во мне серьезной соперницы, способной увести ее отца.
Питер Кастеллано поднял взгляд от огромного стола, за которым что-то писал, и улыбнулся мне:
— Я начал тут набрасывать заметки, пока вас ждал, Саманта. Чтобы легче было отвечать на ваши вопросы. Мы ведь уже закончили с ранним периодом, верно?
Он легко и изящно поднялся со своего места. Черные волосы блестели, в них не было и намека на седину. На нем были серые брюки, зеленый вельветовый, в рубчик, пиджак и хорошо подобранный галстук.
— Да, почти закончили, мистер Кастеллано. Мистер Лэтроуб предположил, что я соберу ранний период в две главы, по прочтению которых будет принято решение — продолжать или отклонить работу. Мою работу. Не думаю, впрочем, что они откажутся от самой идеи, ни при каких обстоятельствах.
Он рассмеялся:
