что многие обитатели дома на праздники разъехались. Преследуя Санта-Клауса, мужчины поднялись на второй этаж, потом на третий. Мэтерз шел первым, Санк-Марс двигался за ним, отставая на пару шагов. Им нужна была квартира тридцать семь. Дойдя до нее, они остановились перед дверью и прислушались. Изнутри не доносилось ни звука.
Санк-Марс, стоявший сбоку от двери, легонько в нее постучал.
Никто не ответил.
Он ждал.
В квартире стояла гнетущая тишина.
Он постучал сильнее. Потом сделал неопределенный жест подбородком.
– Что? – шепотом спросил его Мэтерз.
– Попробуй ручку.
Она повернулась.
Санк-Марс вскинул бровь.
Мэтерз чуть приоткрыл дверь и в щелку глянул внутрь. Потом легонько толкнул ее, она распахнулась, и оба мужчины с пистолетами наготове быстро вошли в комнату и замерли по обе стороны дверного проема. Мэтерз быстро оглядел помещение, слегка пригнувшись на тот случай, если бы вдруг по ним открыли огонь. Санк-Марс последовал его примеру, осматривая комнату. Он приложил палец к губам, давая напарнику понять, что они сюда вторглись без предупреждения, потом показал ему большим пальцем, чтобы он первым проходил дальше.
Мэтерз низко пригнулся, продолжая сжимать пистолет в вытянутых вперед руках. Осматривать в пустой комнате было практически нечего, в помещении царило запустение. Из вещей стояли только большой сосновый гардероб и стол, на котором валялся мешок Санта-Клауса с игрушками. Мэтерз осторожно пошел дальше, направляясь к кухне и внимательно озираясь по сторонам. Это длинное узкое помещение тоже оказалось пустым, если не считать нескольких картонных коробок. Он обернулся, но Санк-Марс знаком приказал ему хранить молчание.
В правой стене комнаты был встроен альков, в который вела закрытая дверь. Санк-Марс сначала прислушался, потом опустился на колени и, держа пистолет наготове, распахнул дверь. Выпрямившись, он вошел внутрь и зажег свет. Ванная комната оказалась пустой. Не было даже занавески, отгораживавшей душевую кабинку.
– Черный ход есть? – спросил Санк-Марс.
– Через дверь на кухне, – ответил Мэтерз.
В кухню они вошли вместе. У них был выбор между двумя дверями. Одна из них, чуть приоткрытая, вела в небольшую кладовку. Она была пуста. Другая дверь была заперта. Мэтерз щелкнул выключателем на стене, наклонился и глянул в замочную скважину.
– Похоже, там лестница.
– Дымовая труба для Санта-Клауса, – буркнул детектив.
– Взломать ее?
– Зачем? Если Санта-Клаус хотел оторваться, ему это удалось.
– Так он что, был чем-то вроде наживки?
– Со всеми необходимыми аксессуарами. Но почему? В чем здесь дело?
Мэтерз сунул пистолет в кобуру. Он пошел обратно в комнату, звук его шагов по дощатому полу эхом отражался от голых стен.
– Кто-то здесь все заранее вычистил.
– Да нет, не все, – возразил Санк-Марс.
Он оперся о дверной косяк и сделал очередное указующее движение подбородком. В тот же момент Мэтерз распахнул дверцы гардероба и застыл в оцепенении, не в силах отвести взгляда от жуткой картины.
– Билл?
– Господи!
Санк-Марс подошел к напарнику. В шкафу с поперечной палки для вешалок свисал Санта-Клаус. Голова его была повернута под неестественным углом, как будто ему сломали шею, провал раскрытого рта, бледное вздувшееся лицо почти целиком закрывали накладная борода и забавные завитушки парика. С его шеи на красный кафтан на веревочке свисало написанное на куске картона сообщение – несколько слов приветствия, которое, как понял Санк-Марс, было адресовано именно ему.
Потухшие глаза жертвы и обмякшее тело безошибочно свидетельствовали, что человек мертв. Но Санк-Марс все-таки решил это проверить. Прикоснувшись к телу, он почувствовал, что труп холоден как лед.
В тот же вечер на вершине горы на залитом светом льду замерзшего озера вдали от городского шума под звуки заезженной рождественской песенки каталась на коньках симпатичная девушка. Ее звали Джулия Мардик. Спутник ее был раза в два старше. Он дрожал от холода, стоя у самого края катка, и пристально на нее смотрел, переминаясь с ноги на ногу на пятачке плотно утрамбованного снега, чтобы разогнать стывшую на морозе кровь. Девушка тоже сильно замерзла, она отвернулась от задувавшего в лицо леденящего ветерка и чуть сгорбилась, чтобы повыше натянуть воротник. Сделав еще круг по льду замерзшего озера, она остановилось рядом со своим спутником.
– Теперь я понял, в чем особенность твоей походки, – сказал он, и его выдох на сильном морозе в ярких лучах фонарей превратился в белое облачко.
– Моей походки?
Девушка, казалось, немного обиделась. Ей льстило его внимание, но Джулия верила, что сможет устоять перед его чарами. Ее так и подмывало схлестнуться с этим мужчиной, проверить свои способности и одержать победу над его искусством утонченного обольщения. Джулия отчетливо понимала, в чем ее слабость и уязвимость, которые он старался использовать, но больше всего ей хотелось узнать, чего же ему нужно от нее на самом деле и почему именно она стала объектом его интереса.
Мужчина был одет в темно-серое пальто, воротник которого был повязан розовато-лиловым шарфом, на голове его красовалась щегольская соболья шапка. Он замерз и постукивал одной ногой о другую.
– У тебя, Джулия, особенный пружинистый шаг, и ходишь ты, как на коньках катаешься, милая моя. А катаешься ты просто замечательно!
– Походка у меня дурацкая. Именно об этом ты и хочешь мне сказать. Не зли меня, Селвин. Ничего нового для меня в этом нет.
Фамилия мужчины была Норрис – Селвин Эмерсон Норрис. Джулия познакомилась с ним совсем недавно. Ей понравились его глубокие глаза, лоск и вальяжность манер, а еще странная аура таинственности. Он всегда одевался с иголочки и выглядел на все сто. Держался он немного старомодно и, казалось, ему всегда было интересно то, о чем она ему рассказывает. Он вообще любил поговорить. Вот, пожалуй, и все, что ей было о нем известно.
– Ты же знаешь, этому есть свое название, – сказала она.
– Чему?
– Моей походке.
– Неужели?
– Да не люблю я об этом распространяться! Походка у меня такая по физиологическим причинам, поэтому не пытайся ее исправить. Ой! Я совсем задубела на этой холодрыге. Как же я
Чтобы хоть немного согреться, она стала делать приседания. Когда девушка нагнулась, чтобы развязать шнурки на высоких ботинках, Норрис поставил на лед ее сапожки. В варежках Джулии никак не удавалось справиться со своей задачей, поэтому она сняла их, зажала в зубах и с новой силой стала сражаться со шнурками негнущимися от холода пальцами. Чтобы устоять на ногах, она дала ему руку. Продолжая держать варежки во рту, она наконец смогла ослабить узел, потом скинула с ноги один конек и быстренько засунула ее в холодный сапожок.
– Селвин, – с трудом сказала она, потом вынула изо рта рукавички и снова надела их на руки, – почему стоит такой дикий холод? Это, наверное, самый холодный канун Рождества в моей жизни.
– Как бы ты сейчас отнеслась к большой тарелке горяченького супчика?
