— Благодарю за сочувствие.
Я тоже ее поблагодарил, повесил трубку и передал этот разговор Арту. Он так долго сжимал переносицу большим и указательным пальцами правой руки, что я подумал, он уснул. При этом он медленно съезжал вниз по спинке стула, превращаясь в некую оплывшую тушу — так, вероятно, оплывала бы ледяная скульптура под феном для сушки волос в парикмахерской. Я молча стоял рядом, а когда уже хотел было положить руку ему на плечо, Арт неожиданно выпрямился на стуле и тихо сказал:
— Вот, расклеился… Хотя работал в таком количестве «горячих точек», что число умерших людей, которых я когда-либо знал, превысило, пожалуй, число живущих. А все никак не могу к этому привыкнуть…
Он сунул руку в карман и извлек сложенный вчетверо лист бумаги, пожелтевшей от времени.
— Это мне дал епископ в Хевроне лет двадцать пять назад. Я тогда жил в Бейруте и писал репортажи о гражданской войне. Жуткое было время. Как сейчас помню… — Он быстро помахал перед лицом рукой и покачал головой, словно отгоняя какие-то особенно тяжелые воспоминания. — Но об этом в другой раз… Ну так вот: этот епископ построил на горе маленькую молельню. Тогда, при Бегине, начало набирать силу движение поселенцев, и он хотел опротестовать его идею относительно того, что Господь отдал эту землю людям определенного вероисповедания, проигнорировав всех прочих. Итак, он вышел из церкви и направился в свою молельню, где собирался провести сорок дней и сорок ночей в молитве, не принимая ничего, кроме воды. Однако через три недели некий доктор из Бруклина, приехавший в Землю обетованную, чтобы, так сказать, получить по векселю, выданному Господом, ранил его выстрелом из пистолета, после чего отвез в госпиталь при поселении, где сделал операцию и фактически спас ему жизнь. Он не хотел убивать епископа, просто пытался прогнать с горы. Кое-кто из нас, репортеров, прослышав об этом, отправился в Хеврон, чтобы взять у священника интервью. Мне никогда этого не забыть. Епископ тогда сказал нам, что всякий раз, когда Провидение проверяет его веру на прочность — а это, на мой взгляд, происходило довольно часто, — он обращается не к Откровению Иоанна Богослова или другому широко известному месту из Евангелия, но к этим строкам из Екклесиаста. — Арт развернул листок и прочитал: — «Что бы ты ни делал, делай это со всею страстью, ибо нет никакой работы, никакого дела, знания и мудрости помимо Меня». — Он поднял глаза. — Епископ хотел показать нам, что вера приходит и уходит, и даже священники не могут верить все время, а действие часто значит больше, нежели самая преданная вера. Я помню, как он выделил меня из толпы взглядом — истинный католик всегда чувствует вероотступника — и добавил: «Вы пришли ко мне, потому что я получил пулю в живот. Для того чтобы прослушать мессу, вы бы не пришли». И он был прав.
Ты, наверное, задаешься вопросом, какое отношение все это имеет к смерти Панды? Признаться, я и сам не знаю, но всегда читаю эти строки, которые епископ держал при себе в молельне — видишь, они написаны по-арабски и переведены на английский специально для меня, — когда кто-нибудь из моих знакомых умирает. И поверь мне, паренек, в жизни тебе предстоит встречаться со смертью куда чаще, нежели ты можешь себе представить. Если, конечно, ты не из породы счастливчиков, в чем я лично сильно сомневаюсь.
Он устало мне подмигнул, поднялся с места и надел свое мешковатое зеленое пальто, привычно похлопав при этом по карманам.
— Поеду домой и буду скорбеть. А потом отправлюсь к Ананье и попробую ее успокоить. Увидимся здесь завтра утром.
СЕРЕБРЯНЫЙ НЭЙ ФЕРАХИДА
Гермес, Тот и Меркурий: божества, сочетавшие быстрые ноги и разум и любимые, несмотря на свое непостоянство. Ученый Гален назвал женское начало моего искусства в честь греческого члена этого триумвирата. Этот металл столь же непредсказуем по своему характеру, склонностям и специфическому воздействию, сколь и эти боги. В этом отношении он напоминает женщину, воду и музыку, которые создают и поддерживают жизнь, а также придают ей вкус.

Этот инструмент считается более знаменитым из пары. Его персидское название переводится как «скользящий источник безумия». «Скользящий» относится к нестабильности в звуке, издаваемому этой флейтой. Поскольку меркурий перемещается в теле инструмента в ответ на тепло и давление пальцев играющего, это изменяет весовой баланс флейты, что влияет на высоту и тембр ее звучания.
Гази Джаффар Шараф так описывает момент, когда Ферахид вручил нэй Измаилу: «Ферахид подарил Измаилу, этому благоуханному плоду благородного древа Саманидов, вторую флейту, на сей раз изготовленную из серебра, с выгравированным на мундштуке глубокомысленным изречением и изображением луны. „Человек может воспроизвести на этой флейте больше нот, нежели на трех других флейтах разных размеров, — объяснил он своему благодетелю. — Но это требует фиксации сознания, выраженной в фиксации пальцев играющего“.
Сказавши это, он прикрыл на флейте все отверстия и подул в мундштук. Полученный звук вибрировал и постоянно менялся, не обретая стабильности. Затем, поклонившись, он передал инструмент Измаилу, смотревшему на него с присущими ему благодушием и юмором, каковыми по справедливости славился. „Музыкант, — спросил он, — ты отдашь мне свою единственную дочь, если я извлеку из этой флейты хотя бы одну чистую ноту?“ Ферахид без малейшего колебания согласился. „Музыкант, — сказал Измаил, — ты отдашь мне свою единственную дочь, если мне не удастся воспроизвести даже одной чистой ноты, но твоя дочь пожелает быть со мной?“ Ферахид поклонился без малейшего колебания. „Музыкант, — усомнился тогда Измаил, — у тебя действительно только одна дочь?“ Ферахид ответил, что Господь наградил его только сыном. Измаил, краса Бухары, владыка мира, положил флейту на ближайший к трону столик и улыбнулся».
Подобно своему золотому собрату серебряный нэй несет в себе три метафоры.
1. Серебро, будучи несколько менее ценным металлом, чем золото, символизирует одну из конечных стадий алхимического процесса и отражает скорее стремление к финалу, нежели его триумф.
2. Если солнце — отец алхимии, то луна — ее мать, и как таковая воплощает уступчивость и восприимчивость, то есть чисто женские принципы процесса.
3. Меркурий, который также часто называют «живым серебром», символизирует трансформацию или алхимию в целом. Бесформенный и быстрый, он представляет чистую и ненадежную субстанцию, для приручения которой требуется опытная рука, укрепленная знаниями.
Большинство алхимиков никогда не забывали об иронии, заключавшейся в том, что меркурий, помимо всего прочего, представлял бога коммерции и богатства.