братства, они отправились на Индейскую Территорию. Но условия жизни здесь сделали их совершенно безвольными и покорными. Джошуа Трублад был щупленький человечек с обвисшими усами соломенного цвета. Жизнь на Территории была для него сущим адом. Он мучительно боялся индейцев, а его жена боялась их ещё больше. Учитель он был никудышный, хотя и усердный. Матильда, походившая на мышь, всегда и во всём подражала ему. И, несмотря на это, какое-то смутное чувство долга всё-таки удерживало их в агентстве.
– Разве можно заставлять детей учиться в летнее время! – сказал Джошуа.
– Знаю, – кивнул головой Майлс. – Через несколько дней начнутся каникулы. Я не хотел, чтобы они отправились со старшими на охоту. Родителям и без того тяжко бродить в этой пустыне в поисках бизонов, которых здесь давно не существует, а тут ещё тащить за собой ребят…
Матильда соболезнующе прищёлкнула языком, а миссис Хьюджинс заявила:
– Всё так трудно в жару…
Майлс старался подбодрить себя. Голова у него уже болела, и пришлось сделать большое усилие, чтобы покинуть затененную веранду.
– Ну, мне пора, – сказал он. – Увидимся за завтраком.
Он принудил себя спуститься по склону на дорогу, ведущую к индейскому селению. Он шёл полями, на которых индейцы под наблюдением фермеров из агентства посадили кукурузу, картофель, капусту.
Пыль так густо покрывала посевы, что они походили на свалку мусора. Никакая земная сила не могла заставить индейцев покинуть свои жилища и работать под таким солнцем.
Майлс миновал стаю кур. Поднятая ими пыль запорошила ему глаза, и он закашлялся. Боль в голове стучала молотом. Обернувшись, он поглядел, как куры роются в пыли. По пути домой он прошёл мимо ряда недавно построенных хижин. Они должны были заменить палатки, в которых сейчас жили индейцы. Хижины ещё не были окрашены, а сырые сосновые доски уже так перекосились и погнулись от жары, что вылезли почти все гвозди, которыми они были прибиты к балкам. Майлс покачал головой, лицо его выразило уныние, и он медленно побрёл домой.
Обедало пятеро: агент Джон Майлс, его жена Люси, Джошуа и Матильда Трублад, и Джин Сегер, выполнявший самую разную работу в агентстве.
Сегер, рослый, смуглолицый, темноволосый и темноглазый малый, поступил в агентство почти одновременно с Майлсом. Первое время он работал подручным, но постепенно стал браться за все, начиная с преподавания, когда Трублады выходили из строя, и кончая охотой за контрабандистами, торговавшими водкой.
Индейцы звали его Джонни-Курильщик, позаимствовав это прозвище из песенки, которой он обучил в школе ребят.
Из всех сидевших за столом только он любил своё дело. Он понимал индейцев, и они понимали его.
Сегер пришёл в столовую разгоряченный, потный, сердитый и с трудом выслушал длинную предобеденную молитву, которую не спеша читал агент Майлс. Затем следом за служанкой Айдой, индеанкой из племени Арапахов, в комнату вошёл повар Бэнк. Аида несла миску с горячим гороховым супом, а Бэнк шёл за ней по пятам, опасаясь, что она уронит миску.
– Я нахожу, что горячий суп в такую жару освежает, – заявила миссис Майлс.
– Может быть, тётушка Люси, – поддержал её Бэнк; он отступил от стола и не спускал глаз с индеанки, пока та не водрузила миску на стол. – Может быть, так оно и есть, но Господи Боже ты мой, какая на кухне жарища! Не убеги я оттуда, я просто спятил бы. Ей-Богу, неудивительно, что повара так часто сходят с ума!
– Мне кажется, что завтра или послезавтра пойдёт дождь, – сладко заулыбалась миссис Майлс. – А вы, Бэнк, – продолжала она, – не употребляйте имени Господа всуе.
– Виноват, чёрт меня побери, тётушка Люси, – извинился Бэнк, вытирая руки о передник, и, подталкивая перед собой индеанку, отправился обратно в кухню.
Миссис Майлс стала разливать суп, а Сегер, который не мог больше сдерживаться, пробурчал:
– Я сегодня прогнал отсюда двух охотников за бизонами.
– Охотников за бизонами? – с беспокойством перебросил Майлс. – Да ведь здесь нет никаких бизонов и в помине!
– Я только назвал их так, – сказал Сегер, кивком указывая на миссис Майлс и Матильду Трублад. – Видит Бог, мне следовало бы назвать их совсем иначе: негодяи и лодыри, мерзавцы и бродяги! Вы знаете этих неумытых молодчиков в кожаных рубахах и штанах. Может быть, они когда-нибудь и охотились за бизонами, но теперь у них на уме совсем другое. Здесь, на Территории, больше жуликов, чем во всех других штатах, вместе взятых. Майлс покачал головой:
– Что же, по-вашему, им здесь нужно?
Сегер, кивнув в сторону женщин, шепнул что-то на ухо Майлсу.
– Скво.
– Плохо, – отозвался тот.
– Бог мой, разве я этого не знаю! В такую жарищу! Я даже по ночам ломаю себе голову, как бы спровадить женщин отсюда. А когда вернутся с охоты индейцы, да с пустыми руками, ещё хуже будет.
– Давайте кончим завтрак, – предложил Майлс и, несмотря на пульсирующую боль в голове, начал давать указания, тщательно взвешивая каждое слово: – Потом вы отправитесь в форт Рино и попросите полковника Мизнера прислать сюда взвод солдат. Мы почувствуем себя тогда спокойнее.
– Надеюсь, – сказал Сегер без всякого энтузиазма.
Они уже кончили с трапезой, когда Майлс, сидевший лицом к окну, увидел подъезжавших к дому индейцев. Сначала ему показалось, что зрение обманывает его, что это мираж, вызванный жарой. Индейцев было человек двадцать. Полуголые, с раскрашенной кожей, они сидели на тощих, как скелеты, лошадках, худоба которых могла поспорить с худобой всадников. Индейцы ехали среди клубившихся облаков красной пыли, пронизанной солнцем; лошади утопали в этих облаках по самое брюхо, отчего и казалось, что они не шагали, а плыли.
– Господи, смилуйся! – прошептал Майлс. Тогда и остальные взглянули туда, куда был направлен взгляд Майлса.
– Господи, спаси нас, – повторил Майлс. А Сегер пробормотал:
– Беда не приходит одна.
Он первым выбежал на крыльцо и с облегчением вздохнул, увидев, что индейцы, построившиеся полукругом перед домом, не имели при себе оружия. Это были Шайены, и Сегер узнал среди них двух старых вождей: одного звали Тупой Нож, другого – Маленький Волк.
Северные Шайены под предводительством Тупого Ножа были последней группой индейцев, переселившихся в это агентство. Их родиной были Чёрные Холмы, в штате Вайоминг. Они жили там с незапамятных времен, кочуя по равнинам Монтаны и северной Дакоты, охотясь на бизонов, но неизменно возвращаясь в родные места – в горы. Среди всех других родовых групп Шайенов цивилизация коснулась этой группы в последнюю очередь. В своих горах или же в богатой и плодородной долине Пыльной Реки они находили всё, что им было нужно для жизни, и белые добрались до них не скоро.
В 1865 году был подписан договор Харни-Сенборна, гарантировавший индейцам северных равнин – Лакотам, Шайенам и Арапахам – право на владение землями, которые они населяли, а именно – всем бассейном Пыльной Реки. Эти земли простирались на запад от реки Малая Миссури до Чёрных Холмов и подножия Скалистых гор. В те времена считалось, что ещё многие поколения индейцев смогут жить на этой обширной территории. Здесь водилось немало дичи, до железной дороги было очень далеко, а скотоводческий район находился в полутора тысячах миль южнее.
Но вот закончилась постройка Тихоокеанской железной дороги. В долине Пыльной Реке трава доходила лошадям чуть не до холки. Нигде в мире нельзя было найти таких пастбищ. И техасские скотоводы перегнали свои стада на полторы тысячи миль к северу, положив начало Чисхольмскому тракту, а правительство, чтобы защитить их от индейцев, понастроило форты. Индейцы не хотели примириться с
