Только где-то у дома Штарёвых Галки поссорились и галдят. Ночь наступила, луна покатилась По косогорам в луга, в поля. А в доме напротив над книгой склонилась Русая девушка — песня моя. Ах, до чего она стала красивой — Ни в сказке сказать, ни пером описать. Танечка! Таня! Татьяна Васильевна! Я и не знаю, как вас назвать. Вы выходите утром из дома, В руках — тетради и чертежи. И, словно как в детстве, знакомо-знакомо Над вашим домом летают стрижи. У вас государственный нынче экзамен, Светится гордость в глазах озорных. А я восхищёнными вижу глазами Русую девушку песен моих. Не был я в жизни ни скрытным, ни ветреным, Песни я пел, ничего не тая. Милое, милое Малое Петрино! Детство моё! Юность моя! Стою, как мальчишка, под тополями. Вишни осыпались, отцвели. Багряное солнце вдали, за полями, Вновь коснулось моей земли.
Владимирка
(1950)
Стой, шофер! Открывай кабину! Сердце радо родным местам. Здесь известную всем картину гениальный писал Левитан. …Бесконечное русское поле. Солнцем выжженная трава. У ромашки от скорбной доли наклонилась к земле голова. И по этой равнине убогой раскалённая добела арестантская горе-дорога на картине его легла. Нет! «Владимирка» не такая, не в пожухлых цветах и тоске: рожь к её подступает краю — сорок зерён в одном колоске. Проплывают вдали комбайны, сытным злаком набив зобы, и уходят в простор бескрайний, осторожно шагая, столбы. Но художник здесь видел другое… Где-то в синем просторе дорог колокольчик звенит под дугою, словно в поле дубок одинок. Кто там едет дорогой печальной и о ком так скорбит бубенец? Может, это писатель опальный? Может, спившийся на смерть купец? Путь безрадостный, слёзный, долгий не считая пройти за труд, души страждущие — богомолки в храмы древние здесь бредут. Костылями стуча в селеньях, исчезают они во мгле, чтоб спросить в небесах спасенья, коль отказано в нём на земле. Под ногами земля, как пепел, и морщинистый след в пыли. Здесь колодников звонкие цепи трижды проклятый путь мели. Нет! «Владимирка» не такая!.. С горизонтом сливаясь вдали, низко кланяется золотая рожь хозяевам этой земли. По сверкающему асфальту мчат машины. — Посторонись! На полуторке звонким альтом про Катюшу поёт гармонист. Из какого же он колхоза? Может, едет на праздник к нам? И под музыку пляшут берёзы, взявшись за руки, по сторонам. Пусть же новый напишет художник вновь Владимирку нашу так, словно век животворный дождик орошал этот древний тракт. И чтоб каждый на ней заметил, — впереди, украшая пейзаж, в город едет на нашей «Победе» председатель колхоза наш.
