Нужно действовать методически, подумала Рима. Купить завтра папок или пластиковых конвертов, разложить все по порядку.
А для этого требуются деньги. Она вспомнила про исчезнувший кошелек, положила письма и открытки обратно и стала искать в комнате, на дне встроенного шкафчика, в ящиках стола, в постельном белье. Потом спустилась вниз, чтобы посмотреть в комнате с телевизором, хотя явно не могла потерять кошелек там. Час был поздний, и Рима старалась ступать по лестнице как можно тише. Дождь усилился. «Гнездо» скрипело и трещало сверху донизу. Рима толкнула дверь. Аквариум мерцал синим светом.
Тильда сидела в кресле Аддисон, держа в руке пустой стакан, в который Аддисон наливала виски. Трудно сказать, кто из двоих был изумлен больше.
— Что ты здесь делаешь? — резким тоном спросила Тильда.
— Я потеряла свой кошелек. Ищу его везде, где была.
Тильда встала и свободной рукой взяла свою чайную чашку.
— А ты не смотрела в брюках, которые надевала вчера?
Дом содрогнулся от порыва дождя. По аквариуму пошли пузырьки, погибший ныряльщик проделал танцевальное па. Тильда так и стояла с грязной чашкой в одной руке и стаканом — в другой, пока Рима не вышла и не стала подниматься к себе. Тильда, совершенно очевидно, не хотела, чтобы она обшаривала комнату.
Пусть даже кошелек действительно обнаружился в брюках, которые Рима надевала вчера.
Тучи сгущались всю ночь, и к утру «Гнездо» оказалось окутано туманом. Рима видела, как его клочья проплывают за окном, и на мгновение решила, что это дым, что где-то неподалеку случился пожар. Она оставалась в постели, пока Беркли не побежала вниз к вошедшим Коди и Скорч — как раз вовремя, чтобы успеть на утреннюю прогулку. Аддисон куда-то ушла. Тильда отправилась на встречу по двенадцатиступенчатой программе.
Рима так и не обзавелась шнурками. Она надела свои лодочки, потом оставила их на каменной лестнице и пошла босиком. Песок под ногами был сырым и холодным.
Никогда еще пляж не выглядел таким грязным. Что, если цвет воды зависит от цвета неба? Небо обложено тучами, и вода становится мрачно-зеленой. Прибой выбросил на берег клубки водорослей, в одном из которых запуталась мертвая чайка — заляпанная грязью, она лежала брюхом кверху. Еще на берегу валялись две пивные банки, половина теннисного мяча и чуть поодаль от водорослей — полиэтиленовый мешочек с собачьим дерьмом, завязанный сверху. В «Гуд таймс» недавно писали, что вода в море полна опасных бактерий. Неудивительно.
Из-за шторма волны прибоя стали короткими и накатывали хаотично. Но даже сейчас океан не был пуст. Две лодки прокладывали путь сквозь зыбь, устремляясь в открытое море. На пляже девушка в желтых шортах занималась бегом. Когда накатывала волна, девушка оказывалась в воде, разбрызгивая ее, а когда прибой отступал — снова на песке. Бежала она с впечатляющей скоростью.
Рима тоже пыталась заняться бегом после смерти Оливера: ей казалось, что полезно доводить себя до физического изнеможения. Если заменить эмоциональное опустошение телесной усталостью или совместить их, в голову будет лезть меньше мыслей — так ей казалось. Но быстро перебирать ногами оказалось для Римы непосильной задачей. Потом она сделала еще попытку, но поняла, что неправильной была сама посылка. Именно во время бега мысли и лезут в голову. Рима возненавидела это занятие.
Какой-то человек обходил пляж с металлодетектором: останавливался, рылся в песке, клал в карман что-то небольшое. Доберман на поводке и бультерьер без поводка. Два басенджи и один бернский зенненхунд. Рима неплохо разбиралась в породах собак. Когда ей было тринадцать, а Оливеру — десять, они, затаив дыхание, следили за Вестминстерской собачьей выставкой. К двенадцати годам Оливер охладел к выставке, решив, что все это — сплошная евгеника.
Маленькая девочка уцепилась, точно морская звезда, за ногу отца. На ней были резиновые сапожки и темно-красный дождевик с зелеными чешуйками на спине и капюшоне, словно у дракона или динозавра. Под остроконечным капюшоном оказалось сердитое лицо. Такого злющего дракона Рима еще не видела. Заметив, что Рима ее разглядывает, девочка расстреляла любопытную из пальца.
Сила Скорч была столь велика, что она убедила такс переключить внимание с мертвой чайки на половину теннисного мяча, который уже был разорван на кусочки поменьше. Половина половины половины теннисного мяча. Апория Зенона.
С Коди у Скорч получалось не так удачно. Скорч сказала, что ее семья собирается на День благодарения в Йосемитский парк и Коди приглашен тоже, только ему придется жить в одном домике с двумя ее братьями и ни в коем случае не проговориться, что между ними был секс.
Коди тряхнул головой. Он представлял себе День благодарения не так.
— А ты куда собираешься? — поинтересовался он у Римы.
Та ответила, что старается об этом не думать. На самом деле, пока Скорч и Коди не заговорили о Дне благодарения, она совсем не думала об этом. Ей даже в голову не приходило, что надо куда-то ехать. А может, Аддисон этого и хочет? Праздник внезапно обрушился на нее, как подошва ботинка — на муравейник.
Темный человек в тюрбане стоял лицом к океану и жестикулировал одной рукой, держа в другой листы бумаги. Рима не слышала ничего из-за шума воды; между тем человек что-то говорил. Иногда он бросал взгляд на лист бумаги.
Конечно, всегда можно поехать к одной из теток, если только найдется авиабилет по сходной цене. Но Риме не хотелось. Слишком много родственников. Единственным приемлемым Днем благодарения для нее был День благодарения без родственников.
Они подошли ближе к человеку в тюрбане, и теперь Рима слышала, что он говорит, — заученно, мелодическим голосом:
— …и в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы…
День благодарения был любимым праздником Риминой матери. В этот день, говорила она, приглашают к столу бродяг и сирот. Не думала Рима, что ей уготована роль сироты за столом.
— …и даже весь — о да, весь шар земной. И как от этих бестелесных масок, от них не сохранится и следа.[54]
К ужасу Римы, она разрыдалась прежде, чем осознала это. И снова истерика — в компании Коди и Скорч! Стоит им обернуться — и они все увидят. Рима без единого слова повернулась, быстро пошла обратно, добралась до своей комнаты, закрыла дверь и рухнула на кровать. Она надеялась, что Коди и
