…материал я написал, и мне даже за него заплатили, но эту чертову штуку так и не напечатали. С тех пор Андреас Ренальда превратил мою жизнь в настоящий ад, названивая издателям и понося меня. На его старика вкалывало пол-острова, и многие верноподданные еще живы. Надеюсь, ознакомившись с этой заметкой, ты сделаешь собственные выводы.
Еще несколько минут никто в кабинете не произнес ни слова, лишь вдалеке раздавалось привычное треньканье проезжающего трамвая.
– Вам требовался мотив, – наконец произнес Брайант. – Похоже, один у нас уже есть. Послушайте. – Он свесил ноги со стола. – Перегрин назвал свою заметку «Восходящий Орфей». Отец Ренальды, Сириус, потерял глаз в битве за реку Моддер, сражаясь как наемник под руководством генерала Гейтакра по прозвищу Костолом во время Англо-бурской войны.
– Я бы не назвал это мотивом, – заметил Мэй.
– Не торопись. Его жена Диана родила ему двоих сыновей. Андреас появился на свет в тысяча девятьсот пятом году, когда его брату Миносу исполнилось пять лет. Его нижние конечности от рождения были такими слабыми, что он не мог стоять на ногах, поэтому Сириус заставил своих рабочих сконструировать металлические протезы, с помощью которых мальчик мог передвигаться. Сириус потерял глаз до того, как разбогател, поэтому решил, что и Андреас сможет превратить свое увечье в преимущество. Он обеспечивал содержание Миноса, старшего сына, но империю приберегал для Андреаса. Отправил жену жить во флигель и завел себе гарем. Диана перестала ходить в церковь и вырастила сына язычником, дабы обеспечить ему защиту от врагов. Суеверный народец, а? В результате Андреас унаследовал состояние магната-судовладельца, а Минос превратился в озлобленного забулдыгу, который не смеет тронуть своего брата, опасаясь гнева богов. Андреас женился на юной англичанке по имени Элисса. После смерти отца он унаследовал его имущество, и Миносу оно отойдет лишь после смерти всех остальных членов семьи. – Брайант ударил ладонью по страницам. – А вот здесь становится уже интересно. Через неделю после похорон старика, пока Андреас отсутствовал по делам на материке, плохиш Минос сказал Элиссе, что желает загладить свою вину. Он повел ее в таверну, но назад вернулся один, без нее. Никто не знает, что случилось. Элиссу видели с Миносом на пристани поздно вечером. По общему мнению, она поскользнулась и упала в воду. Лишь через месяц ее тело прибило волной к берегу. Андреас вынес дело на рассмотрение местного суда, но доказательств убийства не обнаружили. Магнат был убежден, что его жену убил брат, но улики отсутствовали. Андреас переехал в Англию, а местонахождение Миноса неизвестно. Что ж, нам требовался подозреваемый. – Брат Ренальды. Думаешь, он где-то здесь?
– Полагаю, он может жить под любым именем. – Брайант обратился к Фортрайт. – Нам понадобится последняя фотография Миноса Ренальды, – объяснил он. – Надо еще раз переговорить с Андреасом. У тебя не осталось карточек на чай? Свои мы уже использовали.
– Конечно. – Фортрайт остановилась в дверях. – Кстати, слышали? Нашли второй мотоцикл. Хотя на нем никаких отпечатков. Я слышала про маленькое приключение мистера Мэя.
– Где его нашли? – спросил Брайант.
– Прямо перед театром, рядом с остальными.
– Не могу в это поверить. Какая наглость – вернуть его назад! Глэдис, чего ты там топчешься?
– Имею я право заявить, что мне приятно снова работать с вами?
– Нет, не имеешь. Принимайся за работу. – Брайант язвительно улыбнулся напарнику. – Так и знал, что эта парочка долго не протянет.
42
Теория мистера Мэя
После страшной ночи, пережитой Ковентри, последовал воздушный налет на Лондон, не менее опустошительный, чем бомбежка 15 октября, когда, казалось, в городе заполыхало более девятисот пожаров. В этой связи остановилось движение железнодорожного транспорта, и разбомбленная канализационная труба Флит выплеснула свое зловонное содержимое в туннели Кингс-Кросс-роуд.
В субботу глазам тех, кому удалось пережить ночь, предстал город, отдельные кварталы которого еще были охвачены огнем, а кое-где остались лишь пепелища. Больницы, школы, станции метро были разбомблены, и врачи пробирались в горящие здания, чтобы ввести раненым морфий. Из насосных и водонапорных башен выпустили всю воду, чтобы погасить яростный огонь от зажигательных бомб. Поскольку снабжение города водой в выходные сокращалось, пожарные шланги скоро опустели и пришлось использовать подъемные краны в доках, с их помощью прицепные насосы качали воду из Темзы с береговых барж.
В руинах магазинов и жилых домов с риском для жизни орудовали мародеры, но расследования подобных дел по большей части не афишировали, опасаясь подорвать моральный дух нации. В центре Чаринг-Кросс-роуд зияла глубокая воронка, через которую проглядывали поезда подземки. В рыбный магазин в Фаррингдоне попала бомба, и оторвавшаяся огромная балка придавила стоящих в очереди домохозяек. Поднять ее было не под силу нескольким десяткам мужчин, и женщинам не оставалось ничего другого, как лежать и умирать под ее тяжестью, пока не подоспел подъемный кран.
Кирпичная пыль толстым слоем покрывала улицы и дома, напоминая падающий снег, бледную мантию скорби. Все звуки стихли. Люди, как настоящие привидения, бесшумно пробирались сквозь руины.
Джон Мэй всю ночь просидел под лестницей в доме своей тетушки в Кэмдене. Грохот стоял оглушительный и бесперебойный, взрывам предшествовал гул самолетов, грохот зенитных орудий и заунывный вой сирен, одну из которых установили на крыше начальной школы напротив их дома. Город окутывал густой утренний туман, а период затемнения еще не истек, так что Мэй видел дорогу лишь на несколько футов впереди себя, пока шагал по Ковент-Гарден, прислушиваясь к резкому треску кирпичей рушившейся каменной кладки лондонских зданий. Команды спасателей растаскивали надломившиеся печные трубы и куски обвалившихся стен.
На Лонг-Акр атмосфера была иной. Уличные торговцы по-прежнему шумно галдели, распевая песни и обмениваясь шутками поверх плетеных корзин. Многие службы города просили своих изнуренных сотрудников поработать в две смены. Поскольку большинство коммуникаций было нарушено, обычный ритм торговли замедлился. Но на пользу рядовых лондонцев служила вся необъятность города. Какой бы ад ни разверзся минувшей ночью, днем не иссякала надежда, что жизнь еще может войти в привычную колею.
Брайант провел ночь у себя в кабинете и счел необходимым проветриться, отправившись на прогулку вдоль реки. Он чувствовал, что нащупал истину, и хотел побеседовать с Андреасом Ренальдой, но никто не был осведомлен о его местопребывании. К телефону в доме финансового магната в Хайгейте никто не подходил, а офис был закрыт на выходные.
Премьеру «Орфея» по-прежнему планировали на сегодняшний вечер, и ни разрывы зажигательных бомб, ни вероломные убийства, ни сам лорд-гофмейстер были не в состоянии этому воспрепятствовать. День был мрачный и пасмурный, небо хмурилось грозовыми облаками. Все молились, чтобы начался ливень и притушил пожары, и радовались тому, что небо над городом затянуто облаками.
В голове Брайанта пронеслись строчки из «Орфея» – «Рондо метаморфоз», в котором Купидон поет: «К чему сей маскарад? Ты находишь свое уродство и, желая быть любимым, прячешь свое истинное лицо». Если брат Ренальды где-то поблизости, им может оказаться кто угодно. Вечером ожидается грандиозная премьера, в театр повалит приглашенная публика. Кто знает, будут ли шансы отследить в толпе лицо преступника?
Брайант смотрел на реку, наблюдая за тем, как несущийся мимо катер оставляет за собой жирные пятна мазута. А тут еще эта история с девушкой, затерявшейся в городе, где, что ни день, без вести пропадают люди. Если Джен Петрович похитили с целью выкупа, почему похититель молчит? Какую выгоду можно извлечь, устранив столь незначительную для спектакля хористку? Он снова вспомнил бессвязный лепет Эдны Уэгстафф о живущих в театрах привидениях, о том, как они проходят сквозь стены. Каким
