старую кобылу, нашли окованный медью сундучок. Вот тогда-то мне стукнуло, и я скоренько поделился своими мыслями с нашим мэром мистером Таккером, с кем приятельствую. Затем я, мистер Таккер, аптекарь мистер Экланд — он городской писец и кое-что смыслит в законах — и Дигори Скиннер, наш жезлоносец и констебль, сколотили posse comitatus{21} , чтоб во всем разобраться и куда следует доложить.
В: Когда сие было?
О: В первую неделю июня, сэр. Мы поехали туда, где был найден сундучок, и я тотчас признал в нем имущество молодого джентльмена мистера Бартоломью. В утро отъезда конюх Иезекиль помогал увязывать ихний багаж и сейчас подтвердил мое мненье. Потом я взглянул на лошадь, кою к тому времени уже взнуздали и поставили на соседней ферме. Она тоже показалась знакомой, сэр. Сел я и крепко призадумался, а затем поспрошал об цветочнике. Человек, видевший мертвеца, поведал, что тот был светловолос и голубоглаз. Тут уж сомнений не осталось, и мистер Экланд все как есть отписал дознавателю в Барнстапл.
В: Своего коронера у вас нет?
О: По уставу положен, сэр. Но место вакантно. Пустует. Так что призвали из Барнстапла.
В: Доктора Петтигрю?
О: Его, сэр.
В: Сундучок был спрятан?
О: Забросили в росточь, густо обросшую кустарником, шагах в четырехстах от дороги. Но тот, кто нашел, сквозь листву заметил сверканье меди.
В: Что такое «росточь»?
О: Водороина, сэр. Овражек.
В: Труп тоже был найден неподалеку, верно?
О: Так точно.
В: Сундук был пуст?
О: Как ваш стакан, сэр. Правда, ходит одна небылица, Доркас вам расскажет. Мол, прежде сундук ломился от золота. Но она видела его открытым — все враки.
В: Мы ее спросим. Был ли у путников иной багаж?
О: Был, сэр. Большой кожаный баул и еще всякое. Но боле ничегошеньки не нашли.
В: Хорошо ль смотрели?
О: Десять человек искали, сэр. Да еще констебли. Шибко опасались найти еще мертвецов — ну как всех подстерегли да порешили? Кое-кто полагает, так оно и случилось, да только неведомо, где искать.
В: Тогда почему ж Дика не спрятали?
О: Не ведаю, сэр. Все загадка. Одни говорят, он всех умертвил, трупы закопал, а потом в отчаянье и на себя руки наложил. Другие считают, он был в сговоре с убивцами, но раскаялся, и ему заткнули рот — представили дело самоубивством, но шибко торопились и тело не спрятали.
В: В ваших краях пошаливают?
О: Благодаренье Богу, лет двадцать ни об чем этаком не слыхивали.
В: В таком разе ваша вторая версия не выглядит убедительной, мистер Паддикоум.
О: Мне тоже сумнительно, сэр. Я лишь повторяю, что люди говорят. Одно определенно: злодеянье свершилось там, где нашли кобылу и сундук. И я скажу вам почему, сэр. Проедь они еще чуток — и уже Даккум. Майский день, на улицах людно, их бы приметили.
В: Однако никто их не видел?
О: Ни един человек. Они не проезжали.
В: Другие дороги там есть?
О: Не для благоразумного путника с тяжелой поклажей. Да они и не знали тех дорог, ведь не местные. Пусть даже знали, иные пути не с руки, коль взаправду направляешься в Бидефорд.
В: Там об них справлялись?
О: Да, сэр. Но след уж остыл. Людный город, полно приезжих. Сыщики доктора Петтигрю вернулись несолоно хлебавши. На повторном следствии об том говорилось.
В: В ту ночь, что они провели под вашим кровом, не было ли какой свары, гневных слов?
О: Ничего, сэр.
В: Кроме мистера Бекфорда, их кто-нибудь посещал? Посыльный, незнакомец?
О: Никто, сэр.
В: Не опишете ль наружность мистера Брауна?
О: Да что ж, сэр… лицом свиреп, повадкой мягок.
В: Что, свиреп?
О: Скорее суров. Навроде ученого лекаря.
В: Как-то не вяжется с его занятьем. Ведь он, вы сказывали, купец?
О: Не могу знать, сэр. Лондон мне неведом. Там большие люди, нам не чета.
В: Но толст он иль худ? Какого росту?
О: Да все эдак средне, сэр. Но осанист.
В: Каких лет?
О: Пожалуй, около пятидесяти. Может, чуть больше.
В: Имеете что добавить к допросу?
О: Сейчас ничто на ум нейдет, сэр. Уверьтесь, важного не пропустил.
В: Хорошо, мистер Паддикоум, благодарю вас. Об следствии моем ни слова, как я предупредил.
О: Так я ж поклялся, сэр. Истинной церковью и королем. Слово мое олово. Я не сектант какой, не еретик. Хоть кого спросите.
Jurat tricesimo uno die Jul. anno Domini 1736 coram me{22} Генри Аскью 
