осточертеет… Имелись ли какие знаки на той несообразной куколке?
О: На боку колесо, на пузе другое, да узоры в ряд.
В: Какое еще колесо?
О: Рисованное бирюзой, точно летнее море иль небо. Да еще иссеченное множеством спиц.
В: А что за узоры?
О: Неведомые. Шли в ряд, точно буквы иль цифры, какие прочтет разумеющий. Один узор чуть смахивал на летящую ласточку, другой — на цветок с фарфоровой чашки, все равной величины. Был еще круг, дугой разделенный на черную и белую половины, будто ущербная луна.
В: Однако ни букв, ни цифр?
О: Нет.
В: Христианские символы?
О: Никаких.
В: Штуковина не шумела?
О: Слышалось тихое гуденье — вот как за печною створкой поет огонь иль как мурлычет кошка. И тут учуяла я сладкий аромат, какой уже слышала в храме, и узнала тот озаривший нас свет. Тотчас отпустило сердце, ибо поняла я, что диковинная куколка никакого зла не причинит.
В: Ничего себе! Ты видишь мерзкое чудо, что противоречит всем природным законам, но зла от него не ждешь?
О: Аромат не сулил худого. Представь львиный труп, полный меда{140}. Я понимала: зла не будет.
В: Неужто по запаху отличишь добро от зла?
О: По такому запаху — да. Я слышала благовонье невинности и блаженства.
В: Прелестно! Чем же пахнет невинное блаженство?
О: Не описать. Но до сих пор чую тот аромат.
В: А я вот чую притворную набожность, коей несет от твоих уклончивых ответов! Давай говори, каким он показался б не столь благословенному нюху.
О: То было собранье всех лучших запахов.
В: Но какой он: сладкий, приторный? Чем пахло: мускусом, бергамотом, розовым маслом, миррой? Цветущим деревом, венгерской иль кельнской водой? Природный запах иль жженый?.. Чего молчишь-то?
О: Аромат вечной жизни.
В: Голуба, вопрос не об твоей вере и упованьях! Я спрашиваю об другом. Ты говоришь, мол, и сейчас слышишь тот запах. Превосходно. Так перестань молоть вздор!
О: Боле всего он сродни запаху цветков, какими в июне покрыты живые изгороди. В детстве мы называли их «девичьей розой». Коль свадьба приходилась на тот срок, всякая невеста украшала ими свой букет. Распустившись, белые с золотистой сердцевиной цветки источали нежнейший запах, но жили всего день-другой.
В: Шиповник, что ль?
О: Роза та слабенькая, без подпорки никнет, и аромат ее тише, чем у садовых сестриц. Но запах в пещере был именно тот, лишь крепче, будто сгущенный… Знаешь, сие равносильно тому, чтоб по наружности судить об душе.
В: А что с большим костром, об чем ты сказывала Джонсу?
О: Костра не было, только давний темный след, как перед входом.
В: Может, все-таки костер еще тлел?
О: Погас. Ни искорки, ни уголька.
В: Верно ль? Паленым не тянуло?
О: Верно. Не тянуло.
В: С близи не разглядела ль источник того яркого света?
О: Нет, он словно был укрыт матовым стеклом иль плотным непрозрачным муслином. Но светил стократ ярче всякой лампы и канделябра.
В: Какого размеру?
О: С фут.
В: Не боле?
О: Нет, но ярче солнца, прямиком не взглянешь.
В: Далеко ль от тебя?
О: Совсем близко. Вон как до той стены.
В: Ты утверждаешь, что сия штуковина перебралась из кромлеха в пещеру? Что она, точно птица, поднялась в небеса?
О: И еще выше.
В: Хоть не имела колес, крыльев иль конной тяги?
О: Дослушай, мистер Аскью. Знаю, тебе угодно, чтоб я оказалась дурой, ополоумевшей от наваждений. Чтоб Божьему дыханью присобачила колеса иль крылья. Я не корю тебя. Понятное дело — я простая баба, не большого ума, не шибко грамотная. Но то был не сон и не виденье, а нечто, подобное чудесам в балагане. Пусть те чудеса обман и фокус, но ведь зримы.
В: Ладно. Как вели себя его сиятельство? Не подметила в них тревоги иль страха перед тем жутким чудом?
О: Он застыл в ожиданье, вновь обнажив голову.
В: Словно вы предстали перед знатной особой?
О: Да.
В: Что Дик? Он-то выказал страх?
О: Скорее, благоговенье. Стоял, потупив взор.
В: Так-с.
О: Его сиятельство выставил шпагу, уперев острие в землю и сложив руки на эфесе, — будто древний рыцарь перед монархом. Потом куколка исторгла вздох и стала плавно спускаться, точно пушинка. Когда брюхо ее почти коснулось земли, из него выскочили четыре тонкие лапки с огромными когтями. Куколка на них утвердилась, и тотчас на боку ее распахнулась дверца.
В: Что? Дверца?
О: Пока куколка снижалась, дверка была неприметна, но по приземленье открылась прямо в середке, и из нее сама собой выпала лесенка, вроде каретной. В три-четыре серебристые решетчатые ступеньки.
В: Что увидала внутри?
О: Не требуху, но стенку, точно из драгоценных каменьев — топазов, изумрудов, рубинов, сапфиров, кораллов, перидотов и бог знает чего еще. Будто сзади подсвеченная, она неярко сияла как сквозь воду. Что-то вроде церковного витража, только сложенного из крохотных стеклышек.
В: Давай-ка проясним: то была не живая тварь, но некая машина, механизм, так?
О: Да. Благоуханье стало еще сильнее. Его сиятельство склонил голову, как бы призывая хранителей вод.
В: Погоди, лапы-то откуда вылезли?
О: Говорю ж, из черных дыр на брюхе. Тонюсенькие! Казалось, сейчас подломятся, ан нет!
В: Какой толщины? Ляжки, икры у них имелись?
О: Нет, ровненькие по всей длине, толщиной с цеп. Ну прям паучьи лапки.
В: Валяй дальше.
