О: Не знаю. Однако, поймав мой взгляд, он улыбнулся и показал на окно — мол, туда смотри.
В: Что выражала улыбка?
О: Таким я его еще не видела. Он будто улыбался несмышленышу: дескать, смотри и постигай.
В: А что Дик?
О: Тот обомлел не хуже меня.
В: Хорошо. Теперь об твоей прогулке.
О: Казалось, я и впрямь ступаю по лугу, ибо чуяла запах цветов и свежескошенной травы, слышала веселые трели дроздов и жаворонков, пенье косарей.
В: Что они пели? Слова разобрала? Мотив узнала?
О: Вроде в детстве я слышала сей старинный напев, хотя родительская вера не допускала музыки. Да, мелодия казалась знакомой.
В: Напеть сможешь?
О: Увы, нет.
В: Валяй дальше.
О: Будто отринув наш злобный жестокий мир, собственную суетность и самые страшные грехи, кои, знала, скоро простятся, я очутилась в раю — вечной жизни в нескончаемом блаженстве. Все было свет, я плыла в море света, не оставлявшем в душе ни единой тени, и движенья мои были медленны и тягучи, словно во сне. С ветки над головой старик сорвал плод и подал его даме-матери, а та протянула мне. Без всякой величавости, просто как угощенье, коего жаждала душа моя. Захотела я прибавить шагу, но не смогла, и тут меня осенило, что старик, юноша и дама, невероятно схожие друг с другом, одна семья. Вот тогда-то в голове моей впервые прозвучал неизбывно радостный голос, и я поняла, кто сия троица. Сейчас запросто об том говорю, но в тот миг, мистер Аскью, меня обуяли трепет и сомненье перед тем, что ожидало. Подобно тебе, я еще была Фомой неверующим, ибо меня взрастили квакером, для кого боги не живые существа, но лишь дух и внутренний свет. Друзья говорят: «Икона не суть истинный дух, а истинный дух не суть икона». И потом, разве могла я, великая грешница, надеяться, что удостоюсь подобной встречи? Но дальше еще удивительнее: юноша указал себе под ноги, и я увидала, что в некошеной траве навзничь лежит его двойник, усыпанный цветами, словно покойник. Однако ж он улыбался, будто во сне, и точно такая же улыбка освещала лицо того, кто на него показывал. Да, тысячу раз да! Боле не таюсь! То был единый в двух обличьях человек из человеков — Господь наш Иисус Христос, кто за нас умер, но воскрес!
В: Значит, попала в рай? Из блудниц тебя произвели в святые?
О: Насмехайся, я заслужила, ибо говорю об своей тупости. Праведник вмиг смекнул бы, я ж растерялась. Неверно говорят, что истина осеняет, порою она в тебя еле-еле вползает. За свое тугодумие я достойна насмешки. Истинно говорю тебе: последняя из последних грешниц, я предстала перед Отцом и Сыном. Да, то были они, хоть выглядели как простые работники, я ж стояла перед ними дурой набитой. Мало того, я все еще не понимала, на чье плечо прикорнула. Увы мне, слепой и глупой.
В: Довольно шарад! Говори, кто сия дама.
О: Не дама, но королева королев, величайшая из великих. Та, без кого Бог Отец ничего не сотворил бы, Та, кого еще называют Дух Святой. Богоматерь Премудрость.
В: Богородица, что ль? Дева Мария?
О: Бери выше. Вместе с Господом Богоматерь Премудрость стояла у истоков сущего, Она — воплощенье его воли и всего, что завещано Спасителем. Божественная Мать, Вдова и Дочь — вот почему три дамы слились в одну, — Она символ вечного и навеки моя госпожа.
В: Неслыханное богохульство! В Книге Бытия четко сказано, что Ева произошла из седьмого Адамова ребра.
О: Разве не матерью ты рожден? Без нее ничего нет, мистер, нет и тебя. Не будь Богоматерь Премудрость рядом с Богом Отцом, не было б Эдема, Адама и Евы.
В: И что, сия великая Мать-творец обнималась с тобой, словно бордельная товарка? Сама ж говорила.
О: То было выраженье любви, доброты и милосердья. Нет греха, какого нельзя простить. Не забывай, в слепоте своей я Ее не узнала. Иначе пала б на колени.
В: Ежели да кабы! Хватит, что дальше?
О: Приидет Христос, и настанет Царствие Ее, и сбудется сие гораздо раньше, чем полагает наш грешный свет. Тому я свидетель, аминь.
В: Лучше засвидетельствуй окончанье пророчеств новоявленной святой. Будет твоих истин и проповедей! Что происходило в пещере?
О: После сладости довелось изведать неизмеримую горечь и ужас. Бежала я по райскому лугу и уж было приняла плод из рук Богоматери Премудрости, но вдруг пал мрак темнее ночи. Потом вновь вспыхнул свет, и узрела я, чего не дай бог в другой раз увидеть, — жестокую битву. Солдаты дрались как звери, все прочие звуки тонули в лязге клинков, воплях и брани, треске и грохоте пальбы, стонах умирающих, чья кровь перемешалась с пороховым дымом. Не описать мой ужас перед беспощадным зверством, ибо все происходило так близко, что казалось, будто солдаты ворвутся в залу куколки. В страхе повернулась я к Богоматери Премудрости, ища в Ней утешенья, и вдруг вижу: Ее нет, его сиятельство с Диком тоже сгинули, и я одна в кромешной тьме.
В: Битву показали через то же окно? Ты все еще была в куколке?
О: Да, но не заметила, как все другие исчезли и я оказалась одна… нет, хуже — заточена в страшном узилище с Антихристом в сокамерниках. Меня заставили лицезреть невообразимые бесчинства, одно кошмарнее другого.
В: Не только битву?
О: Нет, но и самые мерзкие злодеянья: пытку, вероломное смертоубийство, резню безвинных. То был яркий образ Антихриста, представленный через жестокость человека к человеку, многократно превосходящую звериную, ибо даже последняя гадкая тварь не покусится на себе подобную.
В: Об чем ты поведала Джонсу, хоть и в иной трактовке?
О: Кое-что рассказала. Всего не передать.
В: Ты видела себя, объятую пламенем, верно?
О: Да. Девочка лет четырнадцати в горящей одежде выбежала из дома, подожженного солдатней. Сердце кровью обливалось видеть ее муку, но мерзавцы лишь потешались над ней. Моя б воля, в клочья их порвала! Девочка бежала ко мне, и я бросилась к окну, чтоб ей помочь, но тщетно! Жизни б не пожалела, чтоб пробиться наружу, ибо в ней узнала еще безгрешную себя, но стекло, разделявшее нас, было тверже камня. Господи Боже мой, бью, оно не поддается, а в шаге от меня плачет и кричит горящий ребенок! И сейчас не сдержу слез, вспоминая, как она, ослепшая, тянулась ко мне… Я — вот она, рядом, а все равно что за тысячу миль…
В: Все те зверства являли собою наш мир?
О: Не знаю, наш ли, но шибко похожий, ибо в нем не было любви, но только жестокость, душегубство и мука. Все зло, коему конца-краю не видно, творилось над безвинными, женщинами и детьми.
В: Спрошу еще раз: что-нибудь показалось знакомым?
О: Наверное, то были не мы, но и у нас такое возможно.
В: Значит, не мы?
О: Скорее китайцы, ибо те люди были желтокожи и узкоглазы, словно фигурки с фарфоровой росписи. Еще ужаснее бойня выглядела при свете трех лун, что дважды возникали в окне.
В: Трех? Ты не ошиблась?
О: Одна большая и две поменьше. Но страшнее другие чудеса: огромные кареты с пушками, что неслись быстрее всякой лошади; крылатые ревущие львы, что разъяренными шершнями носились в небе и сбрасывали на врага исполинские фанаты, причинявшие несказанное
