О: Я заговорил об Его пришествии, чего они на дух не выносят.
В: Да еще сказал, что истинный христианин не может подчиняться светской власти? Мол, она образчик грехов, что погубят наш мир?
О: Я говорил, нельзя подчиняться власти, лишь когда она понуждает идти против совести. Иначе не сидел бы перед тобой.
В: Кажется, ты призывал поровну поделить всю собственность?
О: Я предрек, что ее поделят меж спасенными, когда свершится Божье возмездье. Сейчас к дележу не звал.
В: Но утверждал, что мир на паях будет лучше.
О: Он станет лучше, когда сие свершится по воле Божьей.
В: Перевернутый вверх тормашками, мир станет лучше?
О: Христом перевернутый. То надежная порука.
В: Чему? Бунтам и мятежам?
О: Голословное утвержденье.
В: Сколько ж вас, Французских Пророков?
О: Здесь нас с полсотни, есть братья и сестры в моем родном Болтоне, а также в Лондоне.
В: Невелика сила!
О: По капле дождь, по росинке роса. Христос начинал с меньшим числом.
В: Стало быть, не бунтуете лишь оттого, что слабы? Иначе поднялись бы?
О: Не трудись расставлять силки, господин законник. В мирских делах мы покорны светской власти, никому не чиним вреда и взываем лишь к человеческой совести. Мы восстаем против греха и во спасенье души обрушимся на него с мечом в руке. Нет закона, сего запрещающего. Когда мы окрепнем, мятежа не будет, ибо все поймут нашу жизнь во Христе и к нам примкнут. Наступят всеобщий мир и согласье.
В: Разве закон не требует подчиненья официальной церкви и ее иерархам?
О: Угу. Некогда ею считалась Римско-католическая церковь.
В: Хочешь сказать, протестантство и англиканство тоже прогнили?
О: Всякая церковь — творенье людей, уже от рожденья греховных. Я не говорю, что все служители официальной церкви порочны. Ты читал «Призыв» Уильяма Ло{145}? Он твоей веры, но вовсе не испорчен. Отнюдь, сей муж предает позору кротов, что слепы к Христову свету.
В: То бишь негодных пастырей? Сие подстрекательство к бунту. Приглашенье повторить ошибки наших предков из прошлого века, что впали в нетерпимость. Ты проклят историей и собственными речами!
О: А ты — своими, ежели грешника и слепца считаешь достойным пастырем! Этак скоро сам дьявол будет хорош! Ведь ты не купишь тухлое мясо, не пойдешь к косорукому портному! Однако и глазом не моргнешь, когда вместо слова Божьего тебе всучивают липу! Коль на проповеднике пасторский воротник, а к имени присобачен церковный титул, он гож, пусть хоть последний пьяница и блудник!
В: Хороши ж твои мир и согласье! Слышал бы тебя мистер Фотерингей.
О: Славно и ты не дискутируешь об моей вере! Пусть его послушает.
В: Довольно. Скажи-ка, Ребекка Ли пророчествовала на ваших собраньях?
О: Нет.
В: В общих иль приватных беседах говорила об том, что сподвигло ее к благочестью?
О: Лишь об том, что была окаянной грешницей, но в корне поменяла жизнь.
В: Не упоминала ль конкретное событье, заставившее ее одуматься?
О: Нет.
В: Место иль день?
О: Нет.
В: Случайных свидетелей своей перемены?
О: Нет.
В: Ты уверен?
О: Она покорна и живет во Христе. Иль пытается жить.
В: Что значит — пытается? Не вполне прониклась верой?
О: Еще не достигла пророчества, ниспосланного Божьей милостью, об коей мы молимся.
В: И тогда станет блажить наравне с достойнейшими?
О: Одаренная светоносным языком, она сможет пророчествовать, как делают жена моя и другие.
В: Но пока лишена сего дара?
О: Она не пророчествует.
В: Что, ежели тебя дурят?
О: Зачем?
В: Притворяется святошей, а в душе все та же шлюха.
О: Она живет для Христа и, значит, будет жить во Христе. Мужниных заработков не хватает, они бедствуют, в доме их шаром покати. Зачем ради сего притворяться, ежели в твоем Вавилоне она могла б роскошествовать в пороке?
В: Ты им помогаешь?
О: По возможности. Я, а также братья и сестры.
В: Только им иль всем нуждающимся?
О: Всем. Джордж Фокс{146} и первая благословенная братия говорили: прежде чем свет истины проникнет в душу, надобно позаботиться об ее телесной оболочке. Они видели, что большинство людей влачит скотское существованье, а те, у кого всего в избытке, эгоистичны, алчны и не желают облегчить чужие страданья. Немилосердье слепцов сих смердит хуже падали, и будут прокляты они Господом нашим Иисусом Христом. Коль угодно, считай нас бунтарями, ибо восстаем мы против бездушья, и наши подношенья ближним — наивернейшее отраженье Христовой державы. Ежели мы бунтари, то и Он бунтарь.
В: Христос давал из состраданья. А тут иной коленкор — ваши подачки неразумных сбивают с панталыку.
О: С какого панталыку? Жить впроголодь и носить лохмотья? Ты пройди по улице, где обитает сестра. Разуй глаза-то!
В: Вижу, как ловко ты ее упрятал: паршивый городишко, юбки-сюртуки. И харч поставляешь.
О: Да уж, ловко — вмиг отыскали.
В: Все глаза проглядели.
О: Вот у меня гинея, давеча полученная за пошив двух сюртуков. Дай еще одну, и я отнесу их на Тоуд-лейн тем голодным оборванцам, кого сбиваю с панталыку. Что, не дашь? Не веришь в милосердье?
В: В такое, что будет пропито в ближайшем кабаке, — нет.
О: И в завтра не веришь. Осторожный ты человек! А ведь Иисус Христос отдал за тебя гораздо больше гинеи. Вообрази, ежели б Он был столь же осмотрителен — мол, да ну их, слабых людишек, все равно пропьют Мою жертву в кабаке.