Правда по Виргинии

– Она рассказывает Бернарду (его играет Жерар Депардье, из-за него ее туда поместили), что слушает песни, потому что только в них говорят правду: «Чем больше сумасшедших, тем больше правдивых. На самом деле они не сумасшедшие. Они говорят: „Не оставляй меня… без тебя мне не жить…», или „Без тебя я пустой дом… позволь мне быть тенью твоей тени», или „Без любви я не живу»».

Веро была готова расплакаться. Я подумала, что она ищет в сумке бумажные платки, но она достала последний номер журнала «Вива», заложенный на странице с гороскопом.

– Послушайте, что у меня. Внутренняя борьба. Самокритика откроет вам глаза на ваши недостатки. Ваши желания не совпадают с тем, что вам предлагают, и не просто будет принять какое-либо решение. Переложите ответственность на своего партнера, но тоже участвуйте в принятии решения. – Ищите равновесие.

– Гороскоп – полная чушь, – сказала Адри. – Секрет его успеха в том, что, если он сбывается, ты веришь в его магию, а если нет, то ты забываешь о нем, пока не прочитаешь новый.

– Хорошо, а вы во что верите?

Адри положила руку на книгу, как свидетели в американских фильмах, когда клянутся на Библии.

– Я верю, что все газеты, журналы, песни, книги – все что попадается тебе на глаза, или то что слышишь, действует как И-цзин[8], – сказала я. – Вдруг ты слышишь что- то, что точно рассказывает тебе о том, что с тобой произошло. Я смотрю, что ты читаешь, – я подвинулась к Адри, которая снова открыла книгу, – и останавливаюсь на фразе, которая даже не подчеркнута: Помощь – это одна из форм контроля. – Я улыбнулась, удовлетворенная тем, как это прозвучало, включая И-цзин.

– А какая разница между И-цзин или гороскопом и твоими предрассудками?

– Я ничего не ищу, послание само оказывается перед моими глазами. Мне его посылает судьба, а не астролог или еще кто-нибудь.

Мы снова замолчали.

Сантьяго уже вернулся? Смогли он найти нужный ключ в той связке, которую я ему дала? Что он делает? Он один или с Диего?

– Ладно, мне пора.

– Ты всегда уходишь, – сказала Адри.

Выйдя на улицу, я обернулась, чтобы взглянуть на них через стекло. Они сидели молча, журнал и книга лежали на столе. Они не разговаривали, наверное, отдыхали от спора. Женские разговоры всегда сводятся к спору: мы не играем друг с другом, хоть мы и вместе, мы бросаем мяч о стену, и он от нее отскакивает.

Помощь – это одна из сторон контроля. Что это значит? Я хотела помочь Диего? Сантьяго? А может, я хотела, чтобы мне помогли? Я пошла по теневой стороне улицы к остановке двенадцатого автобуса.

5

– Это моя жена?

Я повернулась, и платье открылось, как зонтик от солнца. Конечно, этот вопрос задал не Сантьяго, а Диего. Это был один из своеобразных комплиментов моего мужа. Он не обращал внимания на мелочи, как Томас. Были какие-то определенные вещи, которые привлекали его внимание или просто ему нравились: распущенные или собранные в определенные прически волосы, некоторые платья – прозрачные, как это, и черные – бретельки, топики и платья на бретельках. На самом деле, он не замечал перемен, только общий эффект, который менялся. На мне было платье шоколадного цвета из газа на тоненьких бретельках и с маленькими цветочками на ткани.

Диего не смотрел на платье, только на мое лицо, словно платье его как-то изменило. Если бы это было так, то платье придало бы ему немного сексуальное, но в то же время наивное выражение.

– Новое? – спросил он.

– Нет, но раньше я его не надевала.

Я надела его для Сантьяго, но если бы Сантьяго не было там, в гостиной на диване, мы с Диего были бы похожи на пару, которая собралась идти на романтический ужин.

У дверей ресторана мы подождали, пока Диего припаркует машину. Дул легкий ветер, который немного испортил мою прическу. Волосы Сантьяго, напротив, не шевелились, будто он был в каске. Он посмотрел на мои накрашенные губы, и мне показалось, что они ему не нравятся.

– Там. – Я указала на столик у окна.

Я села к окну. Сантьяго тоже сидел со стороны окна, таким образом, что, если он захочет обратиться к Диего, ему надо будет повернуть голову влево. Официант принес нам меню, а Диего – карту вин.

– Давайте закажем белое вино. Как правило, Виргиния после него начинает разговаривать, – сказал Сантьяго. Он сказал это так, будто сам лично уже принес эту бутылку с собой. Неужели он помнит? Хотя пару раз, когда мы возвращались с праздников из университетского кафе в Париже, где не подавали вино, я говорила ему, что, когда я хочу поговорить, не задумываясь над своими словами, я пью белое вино.

Диего кивнул, словно не обратил внимания на то, что Сантьяго знает это, и, когда подошел официант, он, повторив наши заказы, заказал бутылку белого вина.

– Ну что, тебе нравится Буэнос-Айрес? – спросил он, снова став любезным.

Дожевывая очередной кусок хлеба, Сантьяго повернул голову:

– Да, очень. Как называются эти деревья с голубыми цветами?

– Хакарандас.

Я всегда думала, что хакарандас – это деревья с толстыми стволами и розовыми цветами, по, наверное, бывают и такие. Я посмотрела в окно: единственное что отличало в темноте воду от неба, был блеск.