внучке и дочери его министров. Она может получить аудиенцию, когда ей вздумается. Кто знает, не рассказал ли ей уже обо всем бывший горбун? Ведь ему наверняка известно, кто стал причиной несчастий Армель!»
Однако, увидев Лагардера в своем кабачке, где было полно ее головорезов, она воспряла духом.
— Его покровительница не просила защиты у Людовика XIV, и она не подозревает о существовании «Сосущего теленка», иначе этот проклятый Лагардер едва ли стал бы действовать в одиночку… Посмотрим! Нет, я не вижу ни одного полицейского «топтуна»… все лица мне знакомы… Может быть, это и есть тот единственный шанс, что дает мне судьба? И надо попытаться избавиться от спасителя Армель раз и навсегда.
Ее красивое, как у падшего ангела, лицо приобрело жестокое выражение.
Сомневаться было нельзя. Много раз она видела Анри де Лагардера рядом с дочерью Оливье де Сова, когда он сопровождал белокурую девушку либо в церковь, либо на ярмарку в Сен-Жермен, либо в театр, либо на прогулку.
Госпожа Миртиль знала, как опасен Лагардер. Один из ее верных слуг, Марсель де Ремай, частенько захаживал в фехтовальный зал Кокардаса и Паспуаля. Кроме того, и он, и люди, нанятые Антуаном де Пейролем в этом самом кабачке, рассказали своей хозяйке о том, что произошло на «Аллее королевы». В их ушах еще звучали гордые слова Анри над телом герцога Мантуанского: «Вот правосудие Лагардера!», а перед глазами вспыхивали блики от мелькания изумительной шпаги, способной отразить нападение девятерых дерзких и опытных рубак.
— Лагардер! — прошипела повелительница Двора Гробье. — Опять Лагардер! Я не хочу больше слышать этого имени!
Тем не менее она продолжала размышлять.
Если мальчишка застынет, холодный и окровавленный, на полу кабачка, если он к тому же сумеет проткнуть кого-нибудь из нападавших, не повлечет ли это за собой излишнее внимание полиции? Начнется следствие, и дело может кончиться закрытием притона.
«Мне не удастся выйти сухой из воды, — призналась она себе, — но и оставить в живых этого молодца нельзя. Он, того и гляди, докопается до истины».
Она прикидывала и так и эдак и наконец приняла решение.
— Пусть он умрет. А мне придется бежать… Да, я немедленно отправлюсь в Гавр, и Годфруа выручит меня. Мы богаты, очень богаты… Поедем на Антильские острова. Говорят, это просто рай земной… Быть по сему! Я все ставлю на карту!
Злая Фея тут же призвала к себе Бабетту, и та вскоре привела к ней Жоэля де Жюгана и Эстафе, впавших в немилость после неудачи — правда, не для всех! — с пожаром в «Театре Маленькой Королевы». Они явились пред очи грозной хозяйки с трепетом… Но встретили их ласково, очень ласково…
Уже десять минут Анри де Лагардер сидел в полном одиночестве за столиком, предназначенном для четверых. Три скамьи пустовали, однако неслыханная вещь в заведении, где посетителям обычно приходилось тесниться самым вульгарным образом — никто и не думал подсаживаться к нему.
Или же никто не смел?
Возможно, все эти бретеры, наемные убийцы с продажной шпагой, все эти воры, мошенники и проходимцы, промышлявшие милостыней, уже почувствовали, что молодой человек — чужак, которого заранее нужно отделить от прочих невидимой чертой, оставив его наедине с честью и доблестью? Или в подданных Злой Феи проникло неведомое им прежде чувство некоей странной стыдливости, и они покорно отступили в тень перед героем?
Кто знает?
Анри, ужиная, присматривался к этому сборищу подонков, но во взгляде его не было презрения. Ему вовсе не хотелось затевать ссору. Он пришел сюда только для того, чтобы самому взглянуть на то место, где в последний раз видели живым Оливье де Сова. Никакого определенного плана у него еще не было.
Различные предположения возникали в его мозгу.
Может быть, ему попытаться завязать разговор с Марион? Или соблазнить одну из тех девиц, что, упившись до полубесчувственного состояния, сидели за одним столом с головорезами? Некоторые из них, чуть более трезвые, чем другие, уже успели взглянуть на него с многообещающей улыбкой. А может, надо сыграть в карты с их кавалерами и проиграть ровно столько, чтобы у тех развязались языки?
Он еще не решил, что предпринять, однако понимал, что в любом случае должен как-то познакомиться с завсегдатаями этого подозрительного кабачка.
Внезапно он заметил какие-то странные передвижения.
Два высоченных малых, два гиганта со шпагами на боку, обходили столики, где присаживаясь, где просто наклонившись, и что-то тихонько говорили своим приятелям… И тут же взгляды всех этих выпивох и игроков загорались недобрым огнем, и они начинали чуть не в упор смотреть на одинокого посетителя за столом на четверых…
Но он увидел не только это.
Те, кого двум гигантам удалось склонить к затеянному ими предприятию, в свою очередь вставали и отправлялись на кухню, выходя оттуда… уже с рапирой на поясе!
На губах Анри, как всегда в минуту опасности, появилась гордая улыбка.
«Видимо, меня узнали, — сказал он себе, — иначе зачем бы стали раздавать шпаги тем, у кого их не было? Холодное оружие, конечно, гораздо удобнее огнестрельного… и заколоть проще, чем застрелить. Звук выстрела не скроешь, а у полиции хороший слух…»
Он залпом осушил стакан вина и принялся за цыпленка, ворча:
— Этот петух успел справить столетний юбилей!
Мимо как раз проходила рыжая Марион, и Анри окликнул ее:
— Эй, милая! Уж не этот ли петух кричал, когда святой Петр отрекался от Христа?
Туповатая служанка разинула рот, не зная, что ответить, но тут за ее спиной возникли Жоэль де Жюган и Эстафе, выражение лиц которых не обещало ничего хорошего.
— Мальчику не по душе наша птичка? — саркастически осведомился бретонец. — Вот и убирался бы в «Сосновую шишку», к своим друзьям, кавалерам Фонаря[56]!
— У нас здесь тихо, уютно, тепло, — поддержал товарища верзила со шрамом, — а кому не нравится, для тех есть вот это! Уразумел?
И он выхватил шпагу. Второй немедленно повторил этот жест, после чего началось настоящее столпотворение: около тридцати головорезов во главе с великаном Марселем де Ремайем, вскочив с мест, устремились к столику Лагардера под грохот опрокидываемых стульев и взвизгивания встревоженных женщин.
Известно, какая быстрая реакция была у названого брата Армель. Увидев сверкающие клинки, он мгновенно отпрыгнул за скамью, прислонился спиной к стене и, обнажая свое оружие, подумал: «Где я мог встречать раньше этих двух молодчиков? Их рожи мне знакомы!» Внезапно ему на помощь пришла его изумительная память, и он словно бы вновь пережил давнюю сцену спасения Армель: с одним из этих преступников он боролся в черных водах Сены, тогда как другой бросал с берега камни, стараясь угодить ему в голову!
Он с торжеством заключил: «Теперь уж они не уйдут от меня!»
И голос его загремел, заполняя собой все пространство зала:
— Пять лет назад, бандиты, в такую же ночь Лагардер вырвал из ваших лап белокурую девочку, которую вы швырнули в реку. Это была Армель де Сов! Но тогда Лагардер был мальчиком, и сил у него хватило только на то, чтобы спасти невинную жертву! Ныне перед вами мужчина, и вам придется…
Слова его были заглушены пронзительными воплями. По распоряжению госпожи Миртиль, молодого Лагардера следовало прикончить как можно быстрее и не поднимая шума. Бретеры не забыли напомнить об этом своим сообщникам:
«По-тихому, понятно?» Отчего же они раскричались? Почему разразились проклятиями?
Да потому, что произошло совершенно невероятное событие. Один из оборванцев, сидевших за столиком, вскочил и, протолкавшись к Жоэлю де Жюгану и Эстафе, сбросил с плеч потертый вонючий плащ. Перед юным смельчаком предстал молодой стройный кавалер в высоких сапогах и со шпагой в руке.
Он звучно провозгласил:
