решеткой и прочными ставнями. Оно служило для освещения и пропуска воздуха в баню замка, просторный подземный зал, еще сохранивший следы былого великолепия. Как известно, в средние века, особенно на Юге, бани отличались большой роскошью.
Часы на башне донжона только что пробили три. В конце концов ужасного головореза красавчика Лагардера тут не было и его тут не ждали, так что после первого испуга виртуозы шпаги очень скоро оправились и вновь принялись бахвалиться.
— Я вот что тебе скажу, дружище Плюмаж, — объявил Сальданья. — Я с удовольствием дал бы десять пистолей, чтобы увидеть твоего шевалье де Лагардера.
— Со шпагой в руке? — отхлебнув глоток вина и цокнув языком, осведомился гасконец. — Ну что ж, только в этот день ты, дорогуша, причастись и вверь себя милосердию Божьему.
Сальданья сдвинул шляпу набекрень. Как ни странно, пока еще никто никому не отвесил пощечины, не заехал кулаком, но дело, похоже, шло к этому. И тут Штаупиц, сидевший у окошка, воскликнул:
— Успокойтесь, ребята! К нам жалует господин де Пероль, фактотум принца Гонзаго.
Действительно, на дороге показался верхом на коне господин де Пероль.
— Мы тут слишком много болтали, но ни о чем не договорились, — поспешно вступил Галунье. — А надобно вам знать, друзья, что де Невер со своим секретным ударом стоит целой груды золота. Хотите разом разбогатеть?
Нет смысла говорить, каков был ответ сотоварищей Галунье. Он продолжал:
— А раз так, то позвольте действовать мне и мэтру Плюмажу. Что бы мы ни втолковывали этому Перолю, поддакивайте нам.
— Договорились! — раздался согласный хор голосов.
— Во всяком случае, — усаживаясь, закончил брат Галунье, — те из нас, чью шкуру не продырявит шпага Невера, смогут заказать панихиды по убитым.
Вошел Пероль.
Галунье первым почтительно стянул с головы колпак. Остальные тоже обнажили головы, приветствуя вошедшего.
Пероль держал под мышкой большой мешок с деньгами. Он швырнул его на стол и сказал:
— Вот, храбрецы, вам на винишко!
После этого глазами пересчитал присутствующих и заметил:
— Превосходно, все в сборе. А сейчас я в нескольких словах расскажу, что вам предстоит сделать.
— Мы внимательно слушаем вас, добрейший господин де Пероль, — отозвался Плюмаж, опершись локтями на стол. — Итак?
Остальные подхватили:
— Мы слушаем.
Пероль встал в позу оратора.
— Сегодня вечером, — начал он, — часов около восьми вот по этой самой дороге, что проходит под окошком, сюда приедет один человек. Он будет верхом. Коня он привяжет к мостовой опоре, после чего спустится в ров. Видите там, под мостом, низкое окно, закрытое дубовыми ставнями?
— Прекрасно видим, добрейший господин де Пероль, — ответил Плюмаж. — Битый туз! Мы же не слепые.
— Этот человек приблизится к окну…
— Ив этот момент мы окружаем его, да?
— Со всей учтивостью, — со зловещей улыбкой произнес Пероль. — И можете считать, что вы заработали свои деньги.
— Ризы Господни! — воскликнул Плюмаж. — Милейший господин де Пероль вечно сказанет что-нибудь, от чего животики можно надорвать!
— Значит, все ясно?
— Конечно. Но, надеюсь, вы еще не покидаете нас?
— Нет, друзья, я тороплюсь, — ответил Пероль и уже сделал шаг к двери.
— Как! — удивился гасконец. — Вы уходите, не сказав нам имени того, кого мы должны будем… окружить?
— А зачем вам его имя?
Плюмаж мигнул, и тотчас наемные убийцы недовольно зароптали. А Галунье даже выказал обиду.
— И вы даже не скажете нам, кто тот почтенный господин, на которого мы будем работать? — не унимался Плюмаж.
Пероль пристально взглянул на него. На лице его появилось беспокойство.
— А вам не все ли равно? — бросил он, пытаясь принять высокомерный вид.
— Очень даже не все равно, добрейший господин де Пероль.
— Но ведь вам так хорошо заплатили!
— А может мы не считаем, что нам хорошо заплатили, милейший господин де Пероль.
— Друг мой, что ты этим хочешь сказать?
Плюмаж встал, и все остальные последовали его примеру.
— Черт возьми, приятель! — бросил он, резко изменив тон. — Давайте поговорим в открытую. Мы все тут учителя фехтования, а следовательно, дворяне. А я к тому же гасконец, то есть дворянин самых голубых кровей. И наши рапиры, — тут он хлопнул по своей, которую не снял, — желают знать, что им предстоит сделать.
— Присядьте, пожалуйста, — любезно предложил брат Галунье, придвинув табурет доверенному лицу Филиппа Гонзаго.
Остальные выражали шумное одобрение Плюмажу. Пероль было растерялся.
— Друзья мои, — произнес наконец он, — ну, уж если вам так хочется это знать, то вы сами могли бы догадаться. Кому принадлежит замок?
— Маркизу де Келюсу, черт подери! Добрейшему сеньору, у которого жены не доживают до старости, Келюсу-на-засове.
И что дальше?
— Дальше? А вы не догадались? — с простодушным видом удивился Пероль. — Вы работаете на маркиза де Келюса.
И вы верите этому? — с наглым видом обратился Плюмаж к сотоварищам.
— Нет, — ответил брат Галунье.
— Нет, — дружно зашумели остальные. Впалые щеки Пероля слегка покраснели.
— Что это значит, прохвосты! — вскричал он.
— Потише! — остановил его гасконец. — Мои благородные друзья ропщут, так что поберегитесь. Лучше потолкуем мирно, как порядочные люди. Если я правильно вас понял, дело обстоит следующим образом: маркиз де Келюс узнал, что некий дворянин время от времени проникает в его замок через нижнее окно. Так?
— Да, — кивнул Пероль.
— Ему также известно, что мадемуазель Аврора де Келюс любит этого дворянина?
— Совершенно верно, — подтвердил Пероль.
— Это вы так утверждаете, господин де Пероль. Таково, по-вашему, объяснение нашего съезда в харчевне «Адамово яблоко». Кое-кто мог бы счесть это объяснение правдоподобным, но у меня есть основания считать его лживым. Вы, господин де Пероль, сказали нам неправду.
— Черт меня побери! — воскликнул тот. — Это уже наглость!
Но его голос утонул в криках наемных убийц:
— Давай, Плюмаж, говори! Выложи ему все! Гасконец не заставил себя упрашивать.
— Во-первых, мои друзья так же, как я, знают, что ночной посетитель, предназначенный для наших шпаг, не кто иной как принц…
— Принц! — хмыкнул, пожав плечами, Пероль. Плюмаж продолжал:
— Да, принц Лотарингский, герцог де Невер.
— Ну, в таком случае вы знаете гораздо больше меня, — заметил Пероль.
— Ризы Господни! Это ведь не все. Есть еще кое-что, чего мои благородные друзья, возможно, и не
