компаньонов, каковые об этих обедах отзывались с большой похвалой.
Дом мастерской Каменного Сердца на противоположной стороне стоял во мраке; ни одно окно не светилось.
У его крыльца, куда падал луч только что зажженного уличного фонаря, сошлись два старьевщика, самых обыкновенных старьевщика в безобразных лохмотьях, с плетеными корзинами, крюками и фонарями в руках. Одинаково ветхая и безнадежно рваная одежка их решительно разнилась, однако, своим происхождением. На одном была старая куртка мастерового, на другом – некогда щегольское пальто черного драпа, обратившееся в нелепое рубище.
Человек в куртке шел вверх по улице, что-то философски напевая, человек в драповом пальто выходил из дома Жафрэ, опустив голову и бормоча проклятия.
Встретившись, они – поверите ли! – раскланялись, и человек в черном, оглядев коллегу, сказал:
– Смотри-ка, что-то я не припоминаю. Здорово, приятель.
– Здорово, здорово, – ответил человек в куртке. – Как вас звать, старина?
– Ишь ты! Не старей вашего! – запротестовал Черное Пальто, приосанившись.
– А и впрямь, браток. Вид у вас потасканный, но не сказать, чтоб старик. Меня зовут Туро – тот самый, что раньше был с госпожой Теодорой.
– А меня зовут Дебан, раньше я жил барином.
– Оно сразу видать! – ответил Туро.
– Видно, братец, правда? Потому что я так одет и говорю на господский манер?
– Не потому, – холодно сказал Туро.
– А почему ж тогда?
– Потому что кто родился в нищете, таким чумазым не бывает, – заявил Туро.
Вместо того чтобы рассердиться, Черное Пальто рассмеялся.
– Табаку на трубочку не найдется? – спросил он.
– А то как же, – галантно ответил Туро. – Есть которые не жалуют бывших маркизов, нотариусов и такое прочее, а мне без надобности. Госпожа Теодора тоже раньше была привратницей. Сколько их стало игрой судьбы бедняками, как мы.
Он протянул замызганный кисет с табаком.
Мэтр Дебан, предшественник Леона де Мальвуа, жадно запустил туда пальцы и с наслаждением набил трубку.
– Вы попали в точку, братец, – сказал он. – Уж досталось мне хлебнуть горя. И до чего люди стали бездушны! Зашел попросить десять су у лоботряса, который служил у меня третьим письмоводителем, а он выставил меня за дверь!
– Бывает, – отвечал Туро. – Госпожа Теодора ни разу ничего не попросила у своих бывших жильцов. Никогда не надо обращаться к людям, над которыми раньше начальствовал.
Он оперся на тумбу у двери мастерской. Дебан уселся на вторую. Туро щелкнул кресалом и заговорил снова:
– Не люблю прикуривать от фонаря, маслом разит. Значит, в добрые времена в вашей конторе было трое писарей?
– Восемь! И посмотреть на них – все неплохо устроились. А вы вот честный человек?
В словах его сквозила насмешка.
Туро, уже раскуривший трубку, повернул к нему свое добродушное лицо.
– Закуривайте, да поживее, братец, я спешу, – сказал он. – Нотариусы, конечно, народ нужный… но с ними держи ухо востро!
Как только трубка Дебана тоже задымила, Туро поднялся со своей тумбы, учтиво приподнял драную шляпу и сказал:
– Желаю здравствовать. Да, я честный человек.
Мэтр Дебан пожал плечами.
Туро шел в сторону Сорбонны, бормоча:
– Правильно госпожа Теодора говорила: всякие бывшие маркизы, нотариусы, фанфароны, кто вылетел из общества – все пакости от них, вот уж это точно! Сплошь проходимцы и мошенники.
А Дебан говорил:
– Будь у меня хоть одна серебряная монетка, я бы отправился к Мармела на улицу Ом-Арме и сорвал бы банчок. Сорви я банчок у Мармела, купил бы одежку поприличней и оставил бы шесть франков, чтоб пойти к госпоже Кокард на гору Сен-Женевьев, там бы снова сорвал банк. Тогда бы нарядился барином, купил себе рубашку, башмаки и оставил бы пятьдесят франков сходить в седьмой дом по улице Дофина. Выиграю тысячу франков, отправлюсь в Германию, в Гамбург, и тогда все скажут: «Вот он, Дебан, сын Подлинности! Привет, Дебан! Как дела, Дебан?» – «Помаленьку, а у вас?» – осведомлюсь я учтиво. Сто франков на красное. Выиграл! Удваиваю ставку! Выиграл! «Вечно этому Дебану везет! С тебя причитается, Дебан!» Удваиваю ставку! Опять выиграл! «Четыре раза подряд выпало красное, пора сменить сторону, Дебан!» – «Шалишь, мой фарт!» Удваиваю! Выиграл! «Да поставь же на черное!» Удваиваю ставку! Выиграл! «Ему сегодня везет как висельнику!» Удваиваю ставку! Еще удваиваю! Выиграл две подряд! На красное, на красное, на красное! Люблю красненькое, эх! Моя идея! Мой счет растет, скажите, а? Крупье кучку своей грабелькой поглаживает… «Сколько же там всего, господин Дебан, в этой куче?» – «Вас что, арифметике не учили, господин Тотивэн? Сто франков ставка, десять раз красное, посчитайте: пятьдесят одна тысяча
