любовь…
Она задумчиво умолкла. Леон сказал:
– Сестра называла мне одно имя…
– Роза! – с жаром воскликнула лжепринцесса. – Бедная, милая обманутая душа! Но не бойтесь, Леон! Я не виню ее! Пусть я не умею разобраться в собственных чувствах, зато читаю в ее сердце. Она страстно любит…
– Я знаю, – перебил Леон, опустив голову. – Она мне говорила!
– Роза! Моя лучшая, моя единственная подруга! – продолжала Маргарита (и отвернулась приподнять маску и утереть слезу). – Она невольно действует против нас. Но ведь и ее собираются принести в жертву. Дайте мне закончить, господин Мальвуа: я не смогла бы обмануть вас; мое чувство к вам – пока не любовь.
– С меня довольно и того, – сказал Леон, – что вы позволяете мне на коленях поклоняться вам.
– Нет, – ответила Маргарита, – этого недостаточно. Мой отец мечтал, чтобы мы поженились, господин Мальвуа.
Леон даже отпрянул вместе со стулом. Маргарита, уверенная в себе, и зная, что теперь не помешает даже хватить через край, продолжала:
– Вы человек чести. Мой отец умирал в отчаянии, зная, что завладевшие семейной тайной Черные Мантии гиенами кружат вокруг несметного богатства де Клар… Но я не о том, господин Мальвуа, – запнулась она, как бы внезапно ужаснувшись, – не это придаст вам решимости. Я верно начала: вы человек чести. По крайней мере, я хорошо знаю вас по рассказам нашей дорогой Розы и обещаю… нет, клянусь вам: я вас полюблю!
Это было сказано так по-детски и так великолепно сыграно, что Леону стало совестно перед этим ребенком, который, казалось, едва помнит себя.
Маргарите только того и надо было. Заломив руки, она в деланном отчаянии вскричала:
– Вы теперь разлюбили меня, ведь я сама себя вам предложила!
И прежде чем Леон успел что-либо возразить, выпалила:
– Или вы не верите в опасность?
Она была так хороша в своем смятении, что сердце Леона сжалось.
– Постойте, – снова залепетала она, – лучше б я вам сразу все сказала… Но когда дочь герцога де Клар бросается на оторопевшего мужчину…
– Принцесса, – произнес Леон, – вы сами не позволили мне остаться на коленях.
– О, как вы добры, как великодушны! – воскликнула она. – Я вас непременно полюблю! Ведь я еще так молода, а меня хотят убить!
– Убить! – вскричал Леон. Она судорожно сжала его руки.
– Только не подумайте, что я сошла с ума! – глухо, с трудом выговорила она. – Иначе я погибла. Половины этого хватит, чтобы лишиться рассудка. Они сговорились, Господин Сердце и Маргарита, сговорились меж собой. Я не могу не верить этому, потому что слышала собственными ушами. Господин Сердце должен жениться на мне, так они решили, чтоб избежать тяжбы. Я стану его «первой женой», подобно тому, как графа, моего опекуна, избрала в «первые мужья» графиня!
Последние слова мрачным эхом разнеслись в тишине уединенного дома.
– Вы понимаете? – спросила Маргарита.
И так как застывший от ужаса Леон молчал, она добавила, усевшись рядом:
– Умрет граф, умру я, а они станут герцогом и герцогиней де Клар!
ФИНАЛ КОМЕДИИ
От двух часов ночи до рассвета в Париже стихает; всякий шум. Когда Маргарита умолкла и наступила тишина, часы на колокольне святого Фомы пробили три. Остальные церковные куранты благочестивого предместья отдаленным эхом вторили этому гласу уходящего времени.
На улице и в саду не раздавалось ни звука, лишь отголоски бала доносили порой гул голосов и обрывки мелодий.
Догадайся окаменевший Леон де Мальвуа, чьи глаза смотрят на него сквозь прорези маски, чье сердце бьется под складками невесомого шелка, который он принимал за наряд принцессы Эпстейн, это вряд ли потрясло б его сильнее.
Возможно, он даже перестал бы дрожать, ведь от природы он был смелого нрава.
Надо, однако, сказать, что, если бы Леон вдруг узнал Маргариту, разгадав ее наглый обман, первая его мысль была бы: «Сегодня ночью меня зарежут».
В самом деле, даже в угаре игры, ставку которой она удваивала с лихорадочным бесстрашием, Маргарита могла доверить свой секрет лишь человеку обреченному, ведь наполовину секрет этот был чистой и страшной правдой.
Но Леон ни о чем не догадывался, а Маргарита и в мыслях не допускала, что он способен догадаться.
Как все великие актрисы, она перевоплотилась в свою героиню.
– Вы мне верите, господин Мальвуа? – спросила она после минутного молчания.
– Да, – ответил Леон, – я вам верю. Граф обречен, и вы тоже!
