Поль собирался ответить, но Изоль остановила его, заявив с холодной убежденностью:
– Какое мне дело! Я не хочу этого знать. Если это ваша сестра, я полюблю ее, если это ваша любовница, ее прогонят прочь.
На подвижном и выразительном лице Поля Лабра при словах «ваша любовница» появилось тягостное удивление.
Нет ничего более святого, чем обожествление обожаемых женщин.
Поняв чувства Поля, Изоль грустно улыбнулась.
– Разве Тереза Сула никогда не рассказывала вам обо мне? – внезапно спросила она.
– Что касается меня, – ответил Поль, – то я постоянно твержу ей о вас.
– Она сохранила мою тайну, – произнесла мадемуазель де Шанма, снова понижая голос, – так же, как она сохранила вашу. Кажется, мои слова заставляют вас страдать.
– Да, это так, – признал Поль. – Я считал вас счастливой.
Слово «счастливая» не полностью выражает вашу мысль, месье барон, – заметила Изоль.
– Нет, – ответил Поль твердо, будто стремился предотвратить признание, – это именно то, что я хотел сказать.
Их взгляды встретились во второй раз.
Поль Лабр больше не был робким.
Он черпал уверенность в той самой гордости, которой наделял в своем воображении мадемуазель де Шанма.
Однако она надменно отклонила то ненавязчивое и глубокое уважение, которое Поль великодушно предлагал ей.
– Наша беседа отклонилась от темы, месье барон, – четко и коротко бросила красавица. – Прошу вас, позвольте мне самой вести ее.
Поль поклонился, Изоль продолжала:
– У вас, как и у меня, есть тайна, и она так же омрачает вашу жизнь, как мой секрет – мою.
Поль нервно сжал руки.
– Да, у меня есть тайна, – прошептал он. – Скорбь… Великая скорбь… Но ради Бога, Изоль, я, не задумываясь, убил бы любого человека, который посмел бы говорить о вас так, как рассуждаете о себе вы сами!
– Мне нравится, что вы называете меня по имени, – улыбнулась мадемуазель де Шанма.
Поль Лабр покраснел. Это имя безотчетно сорвалось с его губ. Наступило молчание. Улыбка Изоль стала страдальчески горькой.
– Никто не расскажет вам обо мне таких вещей, какие могу поведать я сама, – прошептала красавица так тихо, что Поль едва расслышал ее слова. – Никто… за исключением одного мужчины. И если вы любите меня – заставьте его замолчать… навсегда.
Изоль вскочила и выпрямилась в полный рост.
Отброшенные назад волосы обрамляли ее прекрасный лоб, на котором гнев прорезал сейчас грозную складку. Глаза Изоль горели.
– Не произносите больше ни слова, – вскричала она, – или пообещайте повиноваться мне. Вы храбры?
На лице Поля даже не появилось той улыбки, которую подобный вопрос, прозвучавший из уст женщины, неизбежно вызывает у впечатлительных людей.
– Да, вы отважный человек, – сказала мадемуазель де Шанма. – Я угадала вашу смелость, как и вашу любовь. Я хорошо знаю ваше великодушие и потому боюсь просить вас об услуге.
Поль по-прежнему ничего не говорил.
Изоль, взволнованная его молчанием, попыталась пошутить:
– Благодарю, что вы не ответили мне: «Моя жизнь принадлежит вам!» Это свидетельствует о хорошем вкусе и об истинном уме.
Но в беседе, которая явно подходила к своему трагическому финалу, эта фраза красавицы прозвучала столь фальшиво, что Изоль прикусила губу и отвернулась, прибавив:
– Месье барон, не следует, однако, считать меня персонажем комедии. Вы не слушаете меня. О чем вы думаете, скажите на милость?
– Я думаю, – ответил Поль со своим непоколебимым простодушием, – что в жизни у меня есть одна священная цель и что ради счастья издали любоваться вами я совершил уже не одну подлость.
Резким жестом Изоль протянула ему дрожащую от волнения руку.
– Поль, – проговорила красавица сдержанно, но убежденно, – клянусь, что полюблю вас. Поль побелел как полотно.
– Тот, кто оскорбил вас… – прошептал он. – Вы все еще любите его?
– Я его ненавижу, – гневно вскричала Изоль.
– Я ревную, – простонал Поль, отдернув свою руку, – я ревную к вашей ненависти!
