романов Купера, то, безусловно, похвалили бы отважного следопыта.
Чем дальше он продвигался, тем яснее слышал голоса.
Очевидно, за кустами разговаривали несколько человек. Однако смысл их беседы все еще ускользал от нашего молодца.
Первое, что разобрал Пистолет, было имя Поля Лабра.
Взволнованный Клампен застыл, прячась в глубокой траве.
Вклинившись в какую-то интригу, в сути которой он только начал разбираться, но механизма которой еще не постиг, Пистолет вдруг оказался в самом центре интересовавшего его дела.
Ведь именно из-за Поля Лабра он и прибыл сюда. Подручный бывшего инспектора Бадуа ни на минуту не забывал об этом.
Он снова двинулся вперед, затаив дыхание.
Пока он полз, шорох травы мешал ему слушать, и Пистолет горько сожалел о каждом пропущенном слове.
Шагов через тридцать заросли поредели, и вокруг Клампена стало светлее.
Еще тридцать шагов – и он заметил белые очертания Шато-Неф-Горэ, резко выделявшиеся на фоне зелени парка.
В то же время прямо перед собой Пистолет различил сквозь листву несколько темных костюмов, среди которых белело женское платье.
Молодой человек сделал еще одно усилие, обогнул толстый ствол дерева и притаился в кустах, откуда мог наблюдать за чем-то вроде собрания, участники которого торжественно восседали вокруг стола с остатками завтрака.
Пистолет увидел четверых мужчин – среди них находился и столетний старец с ласковой улыбкой – и очаровательную женщину, которую Клампен уже имел честь лицезреть в обществе старика; это были полковник Боццо и его внучка графиня Фаншетта Корона.
Однако не они привлекли сейчас внимание юного парижанина; его взгляд устремился к тому, кто произносил в это время какую-то речь.
Человек, голос которого было легко узнать, снова упомянул имя Поля Лабра.
Говоривший был мужчиной высокого роста, немного полноватым, с очень белым лицом и пышной кудрявой темно-каштановой шевелюрой. Его орлиный профиль смутно напоминал изображения принцев из дома Бурбонов на портретах и медалях.
Этот человек произносил слова медленно и отчетливо; в позе его чувствовалось некое величие. Но сейчас он, казалось, защищался от какого-то обвинения.
Вот что он говорил в тот момент, когда Пистолет устроился в кустах:
– В операции с генералом де Шанма я действовал в интересах организации и с согласия организации; благодаря мне организация сразу удвоит свой капитал – и очень скоро. Я уже принял надлежащие меры и готов рассказать о них совету.
– Иди погуляй по парку, милая Фаншетта, – нежно проворковал старик.
Своими иссохшими губами он поцеловал очаровательное личико графини Корона, и та удалилась легкой изящной походкой.
Когда дама ушла, один из присутствующих, в котором Пистолет без труда узнал известного месье Лекока де ля Перьера, взял слово и сухо заявил:
– Мой милый Николя, тебе поручили провести блестящую коммерческую сделку. Мы с полковником только что просмотрели реестр всех владений: это великолепно! Но у тебя нет сил, мой дорогой. Твое прошлое связывает тебя по рукам и ногам. Вчера в Алансоне видели месье Бадуа; сегодня утром его заметили в Ля Ферте-Mace. Месье Бадуане может быть один. Кроме того, мадемуазель Изоль де Шанма и Поль Лабр когда-нибудь непременно встретятся! Что ты на это скажешь, мой милый?
Нужно ли говорить, что Пистолет слушал, затаив дыхание.
Красавец Николя ответил с величественным презрением:
– Вы забываете о двух препятствиях на моем пути, дорогой мэтр. Я имею в виду генерала и эту женщину, Терезу Сула. Вы, конечно, ловкач, но и я не разиня. Надеюсь, что мадемуазель де Шанма и Поль Лабр встретятся сегодня утром.
– О! – сказал старик, оживляясь. – Сначала послушай, Приятель, а потом уж злись. Николя – способный парень и котелок у него варит неплохо.
– Я расскажу обо всем по порядку, – произнес сын несчастного Людовика. – План дела созрел. У меня все готово для того, чтобы мгновенно найти «виновного», как только Матюрин Горэ будет мертва.
– Очень хорошо, – с отеческим одобрением кивнул старик. – Мы это знаем.
– Что же касается дела Лабра, – продолжал молодой человек королевской крови, – с этим сложнее, и вскоре мэтр Лекок вынужден будет согласиться со мной…
Грянувший вдали выстрел прервал речь Его Величества.
– Это уже гром? – осведомился полковник, бросив боязливый взгляд на затянутое тяжелыми тучами небо. – Я не люблю грозу, она меня тревожит.
– Стреляли возле Фу, – объявил Лекок, прислушавшись.
Сын несчастного Людовика остался невозмутимым.
– Совершенно верно, – проговорил он с явным нажимом. – Возле Фу.
