– Без глупостей! – предупредил Пистолет, сохраняя полное хладнокровие. – Я щипаюсь и достаточно больно, еще с грудного возраста! Как бы там ни было, я привел вам этого невинного младенца – агнца, можно сказать, предназначенного, сами знаете, для закона, на заклание. Вот его маленький нож, который видело желаемое количество свидетелей обвинения. Малыш хочет есть и пить. Я тоже, кажется, был бы не прочь заморить червячка.
XVIII
НОЧЬ ПЕРЕД ДУЭЛЬЮ
Пистолета отличало естественное поведение, типичная речь и выражение лица, свойственное многим завсегдатаям кабачка «Срезанный колос», поэтому месье Лекоку, известному своим умением оценивать людей с первого взгляда, смутно показалось, что он его там уже когда-то видел.
Но для длительных допросов и детальной проверки возникших догадок времени не было. И для подобной ситуации выбор роли простого рабочего паренька подходил как нельзя лучше. Стараясь не выглядеть слишком умным и пользуясь тем лексиконом, которому он научился на задворках Парижа, Пистолет сразу добился доверия. Ему поручили охрану сына Горэ, и он отвечал за него головой. Кроме того, ему было приказано оставаться в полном распоряжении совета днем и ночью.
Уладив таким образом все дела, Клампен отвел Винсента Горэ в буфетную, где накормил его до отвала. Пистолет был человеком добрым, чувствительным и отзывчивым.
Сын Горэ увидел за сегодняшний день столько всяких происшествий, что все они перемешались в его бедной голове, и он так ничего и не понял. Им владела одна мысль и единственное желание: стать богатым, чтобы иметь возможность есть с утра до вечера.
Он, конечно, делился своими мечтами с сидящим рядом Пистолетом, и тот снисходительно слушал эти наивные бредни, что, впрочем, не мешало ему обдумывать план дальнейших действий. Слава Богу, ему было о чем размышлять.
Представьте себе охотника, который однажды утром вышел с ружьишком подстрелить парочку зайцев и вдруг оказался в логове опасных хищников. Всякие там Жерары и Бомбонелли в самом деле встречаются крайне редко. И Пистолет вынужден был признать, что основательно влип.
Его послали по следу одного давнего преступления и ему надо было выследить одного или нескольких преступников, связанных с упомянутым происшествием. Но едва сделав первый шаг, наш сыщик обнаружил целый букет новых преступлений, которые наслаивались одно на другое, перекрещивались и перемешивались, то есть были крепко, даже можно сказать неразрывно, взаимосвязаны. По крайней мере одно из них уже совершено, другие вот-вот должны свершиться.
Он вспомнил Терезу Сула!
Пистолет расстался с ней всего несколько часов назад с нехорошим предчувствием. И вот только что он услышал эхо выстрела, оборвавшего ее жизнь.
Клампен, в отличие от сына Горэ, все прекрасно понимал. Он все понимал и в деле королевы Матюрин, словно ему о нем подробно рассказали; он знал все и о судьбе, уготованной несчастному хромому. Что же касается опасности, угрожающей Полю Лабру, весь план будущих действий был Пистолету так же ясен, как и старому полковнику Боццо, предводителю Черных Мантий.
Что же делать? Куда пойти? Эти люди действовали стремительно и по намеченному плану. Необходимо было их опередить, помешать любым способом.
Да и уродливую старуху Горэ жалко было Пистолету. Она ведь тоже человеческое существо. Сможет ли он предупредить ее об угрожающей опасности? Она и не поверит, ей совсем вскружили голову. Правда, опасность пока не была так велика. Ей ничего не угрожало до самой свадьбы.
А может следует рассказать все в Префектуре?
Пистолет был истинным парижанином. Судьям он доверял в определенной степени, зато его вера в самого себя не имела границ.
Из всех дел самым срочным оказалось дело Поля Лабра.
«Романтическая любовь! Несчастная и возвышенная! Гордец! Какого дьявола его принесло сюда к этим мерзавцам? Такие красивые недотепы не должны вмешиваться в чужие дела, ни в коем случае не действовать самостоятельно во избежание какой-нибудь непредвиденной глупости!» – сердился, размышляя, Клампен.
Подчиняясь первому порыву, Пистолет собрался было пойти все-таки к месье барону д'Арси и серьезно поговорить с ним, а заодно запретить ему что-либо предпринимать: На первый взгляд это казалось проще простого. К тому же Клампен был совершенно уверен в собственной правоте. Но, отдавая себе в этом отчет, он вдруг задумался. Посвятить во все Поля – значило считаться с его мнением и, возможно, не до конца обдуманными действиями в самом ближайшем будущем.
«Он, скорее всего, начнет мне делать замечания, а то и хуже – давать указания? Нет, торопиться не стоит…» – решил для себя Клампен.
– Мир перевернется, что ли? – воскликнул он вдруг, не замечая, что разговаривает вслух.
Хромой ответил ему с набитым ртом:
– Когда у меня, наконец, будут деньги моей мамы, я стану платить тебе, чтобы ты водил меня по постоялым дворам и кабачкам. Я, честно признаться, их побаиваюсь.
– Помалкивай, хромоножка, и лопай! – без всякой злобы приказал ему Пистолет.
«Нет, к Полю Лабру мы пока не пойдем», – раздумывал бывший охотник на кошек. Он понимал, что поступи он таким образом, он потеряет свое преимущество, а вместе с ним и свободу действий.
Когда происходят драматические события, спасителю необходимо оставаться в тени. Нет, Поля Лабра надо спасать вопреки его собственным планам, несмотря на предпринятые им действия, но приступать к спасению надо с умом.
– Не правда ли, хромоножка? – спросил бывший сыщик, довольный изощренностью своего ума. – Чтобы спасти утопающего, нужно его слегка оглушить, конечно, не причиняя вреда. Тогда он не будет барахтаться и мешать спасателю.
