Правда, они были далековато – лиц не разобрать. На помощь шевалье пришел ветер, доносивший обрывки фраз. Вскоре Анри услышал собственное имя, произнесенное с тем же акцентом, с каким говорил некогда фехтовальщик Штаупиц, убитый Лагардером в Нюрнберге:
– Лакартер!
– Да это же фон Бац! – улыбнулся Анри. – Впрочем, ничего удивительного. Итак, их только пятеро – и я не вижу Гонзага. А жаль – тут такая подходящая обстановка, чтобы напомнить ему ров замка Кейлюс! Трупу его самое место на этой свалке.
– Как сказать, малыш, – заметил гасконец. – Может, эти мертвецы покраснеют от такого соседства!
Шевалье еще пристальнее вгляделся в фигуры на скале.
– Вон толстяк Ориоль, – прошептал он, – Тарани, Носе… Монтобер, если не ошибаюсь… Ну, эту-то мелюзгу мы проглотим и не поперхнемся.
Силуэты пятерых повес и жавшихся к ним колдуний четко вырисовывались на фоне серовато-голубого неба. По некоторым движениям можно было без труда догадаться, что на смену пылу битвы там уже пришел любовный пыл.
Голос барона фон Баца вновь пробудил уснувшее эхо Козлиного Дола:
– Лакартер!
Тогда Анри поднес руки рупором ко рту, и в ущелье прогремел его боевой клич:
– Я здесь!
По знаку Монтобера женщины спрыгнули с колен кавалеров, разбежались в разные стороны, и отовсюду вниз с обрыва полетели обломки валунов.
Один из них угодил Кокардасу в руку. Гасконец со страшными проклятиями стал швыряться камнями в ответ. Антонио Лаго достал пращу – страшное оружие в руках баска – и пришел ему на помощь.
Праща разила без промаха. Вскоре несколько женщин, взвыв от боли, рухнуло наземь. Толстяку Ориолю камень попал в бедро; он захромал и поспешно отошел в безопасное место.
Лагардер заметил, что там, куда летели камни Лаго, в скале была расселина. Можно было попытаться подняться по ней, если только скала не слишком искрошилась.
– Рискнем, – сказал Анри. – За мной! Вперед!
Он взвалил себе на спину еще теплый труп вместо щита и побежал к расселине.
Но там все было завалено обломками скалы, огромными, кучами вывороченной земли, горами бурелома… Даже если бы никто не мешал, подняться в этом месте все равно было бы невозможно. А между тем противники Лагардера заметили его маневр, и крупные валуны покатились прямо на шевалье. Анри бросил труп – от него больше не было никакого проку – и вернулся к костру. Наверху раздался громкий победный вопль.
Но положение, в котором оказался Лагардер, было не слишком опасным, хотя и довольно неприятным.
Время перевалило за полночь. До утра колдуньи никак не могли оставаться возле ущелья – разве что спрятались бы среди скал в кустах до следующего вечера. Впрочем, это маловероятно. Люди Гонзага тоже не имели возможности спуститься вниз – их единственным шансом было взять осажденных измором. Но на это потребовалось бы несколько дней, да и то неизвестно, чем бы все кончилось. Так что лучше всего не обращать на осаду внимания и переждать.
Лагардер уселся у догоревшего костра. С омерзением увидел он, как люди Гонзага носятся по скалам и предаются разврату с ведьмами.
Похоже, устыдилась и сама природа: луна спряталась за тучи, звезды погасли. Козлиный Дол погрузился в полную темноту.
Баскам часто приходится спускаться в пропасти. Поэтому почти все они носят вокруг талии под шелковым поясом шнур – тонкий, но очень крепкий. Был такой шнур и у Антонио Лаго.
Когда настала тьма, баск широко улыбнулся.
– Идите за мной! – сказал он. – Луна покажется не раньше, чем через час. К тому времени мы будем уже далеко.
Он еще раньше заметил место, где можно было вскарабкаться наверх. В успехе Антонио не сомневался: для истинного баска – такого, как он, – не бывает ни слишком крутых скал, ни слишком глубоких ущелий!
Итак, цепляясь за камни и всаживая между них кинжал, он с кошачьей легкостью полез по почти отвесной скале. Минут через пять один конец веревки был крепко привязан к стволу дерева, а другой, со свистом полетев вниз, оцарапал Кокардасу нос, как обычно задранный кверху (привычка, которая объяс нялась тем, что гасконец слишком часто закидывал голову, осушая до дна стакан за стаканом).
Лагардер и два бретера выбрались из ущелья. Шевалье это ничего не стоило; Кокардасу же с Паспуалем тоже приходилось проделывать в своей жизни столько самых неожиданных упражнений, что приятелей вряд ли можно было чем-нибудь удивить.
Лошади, оставленные в придорожной роще, спокойно поджидали своих хозяев, пощипывая сочную травку. Четыре всадника вскочили в седла и помчались прочь.
Если бы во времена Кокардаса было известно выражение «оставить с носом», он бы сказал, что они «оставили с носом людей Гонзага». В полной темноте на лице гасконца сияла радостная улыбка: оставить противника с носом было ему порой даже приятнее, чем оставить его бездыханным и с раной в груди.
– И пусть катятся ко всем чертям! – хохотал он. – А чертовки у них и так есть!
Лагардер долго не мог решить, куда направиться: в Сарагосу или к границе. Обещание, данное Мариките, побуждало его ехать в одну сторону, долг призывал мчаться в другую. Но Анри все равно не знал, где прячут Аврору, и ясно, что маленькая цыганка ему этого не скажет…
