– Едем, но торопиться некуда: Лагардера там нет, Гонзага будет только завтра.
Приятели поставили лошадей в стоила и кое-как расположились к верхней комнате; один лишь Монтобер пожелал остаться в общей зале. Четверть часа спустя фон Бац заливисто храпел, а все прочие старательно притворялись спящими.
Так прошло около часа. Вдруг в дверь отчаянно забарабанили кулаком. Носе бросился открывать. На пороге явился Монтобер и закричал:
– Подъем!
Все тут же вскочили, не исключая и барона, который, зевая, спросил:
– Ф шом тело? Я фител сон, путто мы опьять с теми тамами… колыми, шорт потери!
– Какими еще «тамами»?! Я только что говорил с самим Лагардером!
– Лакартером?
– Лагардером! Он постучал в окошко. Я отворил. Их было четверо, и, увидев меня, они не удивились. Он сказал: «Передайте своим друзьям, что мы могли бы всех вас убить во сне, но у меня нет ни времени, ни охоты: ведь Гонзага с вами нет! А коли он сам захочет поговорить со мной, то пускай ищет меня через двое суток около Сарагосы».
– Шор потери! Та это сам тьяфол!
– Что же, господа, – продолжал Монтобер, – наш долг ясен: его надо догнать во что бы то ни стало – так, впрочем, приказал нам и принц. Но Гонзага должен знать, куда мы направились, ведь Лагардер может увлечь нас и еще дальше.
– Я поеду к нему и все скажу, – вызвался Ориоль.
– Нет, ты не годишься. Ты ранен; по дороге могут встретиться опасности, которые тебе не по плечу.
Ориоль для виду продолжал настаивать.
– Нет и еще раз нет! – топнул ногой Монтобер. – Здесь нужен смельчак, на которого можно положиться, – вот хоть фон Бац. Если принц так ничего о нас и не узнает, он решит, пожалуй, что мы его предали.
Тщеславный от природы, немец при этих словах чрезвычайно заважничал. Его можно было заманить куда угодно – стоило только восхититься его храбростью и силой.
– Итет, – сказал фон Бац. – А сон токляшу в Памплон, ф ошитании принца.
– Ты расскажешь ему, что случилось и куда мы направились. Когда вернемся – никто, мол, не знает… Да и вернемся ли? Что ж, по коням! Смерть Лагардеру!
Они пожали руку барону, кинули несколько монет кланяющемуся хозяину постоялого двора и галопом поскакали в сторону Арагона; фон Бац же, преисполненный гордости, легкой рысью направился в Памплону.
Трюк Ориоля совершенно удался. Чести у этих людей уже почти не оставалось, но последние ее крохи они все же попытались сберечь.
Конечно, Филиппу Мантуанскому не понравится, что их не будет рядом с ним в испанской армии, но у них есть оправдание – собственный его приказ. Он ни в чем не сможет их упрекнуть.
Лагардер тем временем миновал Памплону и поспешил к аванпостам французской армии, стоявшей лагерем южнее Байонны.
Как бывший королевский рейтар, он сразу направился в расположение кавалерии. Ею командовал принц Конти, а всей армией – маршал де Бервик.
Вместе с обоими бретерами и с баском он явился на переднем крае. Часовой преградил дорогу этой странной группе разномастно одетых, но вооруженных шпагами и кинжалами людей.
– Кто здесь командует? – спросил шевалье.
– Маршал де Бервик.
– Проведите меня к нему – мне надобно его видеть.
– Пароль?
– Я не знаю пароля.
– Тогда пропустить вас нельзя – приказ есть приказ. Назад!
– Нет, приятель, – возразил Лагардер. – Только вперед!
Он пришпорил коня, и четверка, проехав мимо изумленного часового, направилась к самому высокому шатру, где, по всей видимости, и находился маршал.
Однако часовой, опомнившись, выстрелил, и лагерь немедленно ожил. Солдаты схватились за ружья, офицеры со шпагами в руках побежали арестовывать незваных гостей, столь дерзко нарушивших воинскую дисциплину.
Через несколько мгновений шевалье тесно окружили, так что его конь шагу не мог ступить, не затоптав кого-нибудь.
Лагардер отсалютовал офицерам шпагой:
– Благоволите отвести меня к маршалу, господа!
– Он не может вас принять – у него военный совет.
– Значит, я, черт возьми, пройду прямо на совет! Мне необходимо повидать маршала!
