В поисках своей невесты Реми д'Аркс заглянул в ее комнату, и служанка сказала ему, что хозяйка уехала, причем была очень бледна и даже не причесалась.
Естественно, следователь спросил, куда она отправилась.
Немного помявшись, служанка рассказала о доме, расположенном на улице Анжу.
Была ли это ловушка – никто не знает. Так или иначе, но сейчас эта служанка в тюрьме.
А в квартире на улице Анжу, между тем, произошла ужасная сцена... Правда, я-то сам ее не видел, но вот правосудие было предупреждено, – заявил художник Барюк по прозвищу Дикобраз.
– Кем? – внезапно поинтересовалась госпожа Самайу, чьи глаза вдруг ярко вспыхнули.
– Да, в самом деле, кем? – неожиданно для самого себя повторил Эшалот, который обычно не осмеливался вмешиваться в чужой разговор.
– Какая разница, кем? – медленно проговорил Барюк.
Вспыхнувшее было в глазах укротительницы пламя потухло. Она не стала настаивать.
– Продолжайте, – потребовала хозяйка балагана.
– Собственно говоря, – промолвил Барюк, – я уже почти закончил. Полиция нашла там отравленного следователя.
– Это все? – спросила вдова.
– Все, – решительно произнес Барюк и добавил: – И, по-моему, этого вполне достаточно. Теперь уже молодому человеку было никак не отвертеться, потому что он и его девица оказались наедине с трупом.
– Чего еще надо хозяйке? – перешептывались слушатели. – Вот ведь какая неугомонная!
– Когда женщина средних лет цепляется за молоденького красавчика – это просто ужасно! – послышался голос Симилора.
Эшалот встал со своего места, подошел к Симилору и положил ему руку на плечо.
– Замолчи, Амедей! – сказал он.
– Что?! – изумленно переспросил тот.
– Замолчи! – повторил Эшалот. Сейчас он не был похож на самого себя: лицо его исказилось, а в глазах появилось какое-то новое, незнакомое выражение.
Симилор высокомерно пожал плечами, однако все же замолчал.
Скорее обращаясь к самой себе, чем возражая кому-то, госпожа Самайу задумчиво проговорила:
– Убить человека шпагой – это понятно, но вот отравить... нет, невозможно поверить!
– Но, может, ему дали выпить?! – спросил Вояка-Гонрекен. – Три тысячи чертей! Смирно! Равнение направо! Мне это ни разу не приходило в голову, но ведь это же очевидно: чтобы отравить кого-нибудь, нужно, чтобы этот самый «кто-нибудь» выпил!
– А ведь следователь пришел туда вовсе не за тем, чтобы утолить жажду! – добавил Эшалот.
Госпожа Самайу повернулась к нему и признательно кивнула.
Эшалот, конечно же, сразу смутился.
Присутствующие начали оживленно переговариваться. Можно было услышать, например, такие рассуждения:
– Да уж, трудно поверить, что судья и любовники сидели и мирно беседовали, а потом девица предложила: «Не желаете ли чего-нибудь выпить?» Тут дело нечисто.
– Очень странно, – говорил Барюк. – Представьте себе: мужчина встречает свою невесту в доме соперника, а потом выпивает с гостеприимным хозяином! Как-то неблагородно, я бы сказал.
– Это все верно, но каков же вывод? – спросил Гонрекен.
– Вывод? – удивился Барюк странной непонятливости своего коллеги по кисти, который уже много лет слыл хитрецом и человеком весьма остроумным. Поэтому он принялся объяснять: – Да вот он – этот вывод:,даже когда один человек противостоит двоим, им все равно очень трудно заставить его открыть рот и влить туда какую-нибудь гадость... Впрочем, преступники часто прибегают к разным уловкам – таких дел было полным-полно. В этом-то и заключается прелесть подобных процессов. Если бы все было сразу ясно, зачем тогда был бы нужен суд?
– Верно, черт возьми! – крикнул кто-то из зала. Самому Гонрекену этот довод тоже показался неопровержимым.
– Итак, меня спросили, и я ответил, – подытожил Барюк. – Лично мне почти все понятно: чтобы быть отравленным, нужно выпить, следовательно, он выпил, потому что его нашли отравленным. Может, вернемся к работе?
Укротительница растерянно посмотрела на художника. Ничего ему не ответив, она облокотилась о стол и закрыла лицо руками.
VI
РЫЦАРСТВО ЭШАЛОТА
Мы вовсе не намеревались состязаться со знаменитейшими поэтами, описывавшими романтических красавиц, когда начинали рассказ о госпоже Самайу, первой укротительнице Франции, известной при всех королевских дворах Европы. Поэтому мы и в дальнейшем обойдемся без поэзии, хотя эта женщина, поверьте, заслуживает возвышенного слога и изысканных метафор.
