трубы.
– Так что же ты понял? Объясни-ка. Я хочу знать, действительно ли ты так проницателен?
И он уставился на меня своими лисьими глазками. Я собрался с духом и отвечал как ни в чем не бывало:
– Извольте: в подзорную трубу Ирен увидела, как Ренье любезничает с девкой из Сен-Манде, вспылила, конечно же, и тот, уходя, поклялся ей отомстить. Это многие подтвердят. Вот сегодня он и явился к ней вооруженный до зубов.
– Правильно, совершенно правильно, – проговорил господин Мора. – Даже министры – и те позавидовали бы твоему уму. Только кто же может с уверенностью сказать, что он угрожал ей расправой? По-моему, как-то раз ты подслушивал у ее дверей, а потом сказал мне, что он всего лишь обещал принести Ирен старые документы.
И он полез за пазуху. Ну, думаю, конец мне пришел. И так мне стало себя жалко, Леокадия... Но в руке у него оказался не пистолет, а всего-навсего пачка бумаг, бумаг господина Ренье...
– Их вытащили у него из кармана, а взамен сунули туда пистолеты, – вскрикнула госпожа Канада. – Ты был прав: мой дорогой Морис угодил в точно такую же ловушку! Ах, мерзавец! Это же грабеж, самый настоящий грабеж!
– Ну, Мантии-то могли бы подобрать себе актеров и поталантливее, – заметил Эшалот.
– Тоже мне ценитель нашелся! Давай рассказывай дальше, не тяни!
– До конца уже немного осталось. Господин Мора принялся рассматривать документы, говоря мне при этом:
– Что ж, милый друг, я тобой вполне доволен. Теперь от тебя потребуется одно: немедленно забыть обо всем. Смотри, держи язык за зубами. Ты ничего не видел, ничего не слышал. Остальное тебя не касается.
И патрон протянул мне пять луидоров.
– И конечно, дорогуша, не подслушивай больше у дверей, а то как бы тебе не прищемили... – он, смеясь, дотронулся пальцем до моего носа, а затем выпроводил меня за дверь.
– И это все? – спросила укротительница.
– Почти что.
– А что сталось с господином Ренье?
– Ах да, чуть не забыл. С ним произошло нечто весьма странное. Его усадили в фиакр и повезли во Дворец Правосудия. Сопровождать его отрядили двух полицейских. На мосту Менял он умудрился выпрыгнуть из фиакра на мостовую, растолкать прохожих и броситься с парапета вниз, в воду.
– И что же? Удалось его выудить из реки?
– Нет.
– Ничего себе! «Нечто весьма странное»! Да как ты можешь...
– Погоди, я просто не успел тебе объяснить, что господин Ренье плавает как рыба, и если под мостом не прятались люди, заранее нанятые господином Мора, чтобы привязать ему камень на шею...
– Ты встречал его с тех пор? Я имею в виду господина Ренье? Видел его?
– Да как тебе сказать... Видел я одного малого, который очень на него смахивал...
Госпожа Канада грозно насупила брови.
– Подожди, Леокадия, не ругайся, – остановил ее Эшалот. – Я знаю твое благородное сердце, ты непременно захочешь вмешаться и... В общем, вмешиваться во все это я тебе не позволю. Просто как-то раз был я у Симилора в больнице, навещал его, и один из тамошних пациентов здорово походил на Ренье.
– Но ведь Симилор мог разузнать, он это или нет, – перебила мужа укротительница.
– Симилор и попытался разузнать тотчас же, не теряя времени даром, но в тот день ему это не удалось. А на следующее утро подозрительного типа уже выписали. Вот жалость-то, а?
Эшалот явно чего-то недоговаривал, и укротительница в гневе сжала кулаки.
– Я не лгу тебе, Леокадия, – прибавил Эшалот ласково, стараясь говорить как можно убедительнее. – Хоть режь меня, мне добавить больше нечего. Я рассказал тебе все, что мог.
– А прекрасная Ирен?
– С ней, благодаря Господу, все в порядке.
– Соседи наверняка ей все рассказали.
– Она никогда не болтает с соседями. Так что вряд ли.
– Что же она подумала? Что сделала?
– Да ничего не сделала. А что она себе думает – понятия не имею. Мой патрон велел мне затаиться, потом ты вернулась из Америки... Я не мог думать ни о чем, кроме нашей свадьбы. Я же так мечтал о ней...
Госпожа Канада поднялась и торжественно положила руку ему на плечо. Она явно собиралась огласить приговор, но в это время со двора донесся надтреснутый голос:
– Госпожа Канада, я привела вам вашего малыша! Эшалот бросился к окну. Внизу стояла старушонка с целым выводком маленьких мальчиков и девочек. У одного из детей вокруг руки была обмотана тесемка, и старушка как раз привязывала другой ее конец к торчавшему из стены гвоздю. Так привязывает крестьянин свою лошадь к кольцу у ворот харчевни.
