Кроме того, Ренье полностью вел все домашнее хозяйство – от уборки до стряпни; последняя была, впрочем, незатейливой.
Он уже выглядел настоящим юношей. Торговки дровами со второго и третьего этажей называли его красавцем – и не без оснований. У него было нежное умное лицо, обрамленное черными локонами, густыми и мягкими, как шелк.
На свету черные кудри паренька отливали рыжиной, которой могла бы позавидовать любая из этих дам; впрочем, соседки находили, что прекрасная шевелюра делает очаровательное и доброе лицо Ренье еще привлекательнее.
Доброта Ренье и правда бросалась всем в глаза.
Мужья торговок поговаривали, что он глуп. Почему? Загадка.
Лучащееся добротой лицо отнюдь не приводит людей в восхищение. И это относится не только к торговцам древесиной. Доброта нередко очень мешает карьере.
Злой человек лучше защищен. Его не любят, но боятся.
Я говорю о чувствах, которые испытывают мужчины. Женщины судят иначе.
Неверно сказать, что они ненавидят агнцев, – они их съедают.
Когда Ренье распевал у себя в мансарде, соседки с нижних этажей все до единой распахивали окна. Юноша пел хорошо, его чистый голос так и брал за душу.
Однажды госпожа Пютифа, пухленькая подружка канатчика с третьего этажа, остановила Ренье на лестнице и спросила, сколько сейчас времени.
Но у Ренье не было часов.
Тогда госпожа Пютифа поинтересовалась, откуда он родом. Этого Ренье тоже не знал.
Он помнил, что маленьким мальчиком скитался по австрийской Италии с бродягами, которые лудили кастрюли и гадали на картах.
Он жил милостью Божьей в самом прямом смысле слова, занимаясь там и сям делами, столь же презренными, как и попрошайничество: работал носильщиком в Венеции, чистил сапоги в Милане, еще чем-то в этом роде перебивался в Неаполе – до тех пор, пока не повстречал госпожу Карпантье, прекрасное и несчастное создание с печатью смерти на челе. Такой Ренье и запомнил эту женщину...
Он сидел у ее смертного одра, качая на руках малютку Ирен. В тот день, когда Ренье и Винсент проводили вдвоем молодую мать к месту ее вечного упокоения, мальчик стал членом семьи Винсента Карпантье.
Понятно, ничего этого Ренье не рассказал охочей до бесед на лестнице госпоже Пютифа, и та, присоединившись к мнению противоположного пола, сочла Ренье болваном.
Но это не огорчило юношу.
Он просто не догадывался об этом, хотя и обладал весьма обширными для своего возраста познаниями.
Ирен утверждала, что ему известно все на свете.
Ренье был ее единственным наставником, он научил ее читать и писать. Где овладел этой премудростью он сам, неизвестно. На чердаке у него лежало несколько старых книг, но прекрасные истории, которые он рассказывал Ирен, имели иное происхождение.
Когда у девочки не ладилось с вышиванием, Ренье с легкостью выводил ее из затруднения. Пальцы у юноши были ловкими, как у феи.
Застав его с иголкой в руках, Винсент всякий раз подшучивал над ним.
Но если Винсенту надо было поднять что-нибудь тяжелое, он звал на помощь Ренье, которому по плечу была любая ноша.
В свои пятнадцать лет юноша обладал силой атлета.
В мастерской резчика по дереву Ренье не зарабатывал ни су, однако кое-какие деньги у него водились, и он любил дарить Ирен разные дамские безделушки. Одежда его отличалась опрятностью, и юноша носил свой костюм с врожденным изяществом.
Ирен обожала своего отца – и Ренье. Ренье же любил Ирен больше всего на свете.
Мы уже знаем со слов Винсента, в чем проявлялась эта любовь: Ренье заменил Ирен мать.
В то утро, возвратившись домой, Винсент Карпантье нашел свою дочь спящей. Белая кроватка девочки стояла в первой комнате, окно которой выходило на восток. Потому комнатку заливали сейчас лучи восходящего солнца.
В душе Винсента после смерти жены что-то надломилось. Никаких личных амбиций у него больше не было – так, по крайней мере, ему казалось. Если у него и возникали мысли о будущем, то относились они только к дочери.
Она улыбалась во сне, и личико ее было несказанно прекрасно. Краше ипредставить себе невозможно. Золотистые волосы, разметавшиеся по подушке, обрамляли ее ангельское чело.
Склонившись над кроватью, Винсент восхищался девочкой, отыскивая в лице Ирен черты, воскрешавшие образ ее покойной матери.
Трудно поверить, но любуясь дочерью, он в то же время думал о событиях минувшей ночи, уже наложивших неизгладимый отпечаток на его душу.
Напротив, образ улыбающегося во сне ребенка естественно влился в поток путаных мыслей, где смешались ежащийся от холода старик, загадочное путешествие, тайник, сооружавшийся для неизвестных целей, смутные страхи и туманные надежды, целиком захватившие ум Винсента.
