Кусаки, давно были влюблены в меня. Они оба тоже мне нравились, но я все никак не могла сделать выбор. Они же постоянно требовали от меня ответа. Наконец, месяц назад я обещала, что 1 апреля, то есть как раз сегодня, скажу им, кого я предпочитаю. Но так получилось, что за это время я встретила другого о чем и сказала им час назад.
— Как они перенесли этот удар? — спросил Одингот.
— Алеф сначала стал сильно кричать на меня и бить посуду, а потом притих и начал пить рюмку за рюмкой. А Крен сразу как-то поник и только сказал, что давно ожидал чего-нибудь в этом роде. В конце концов Алеф сильно набрался и сказал, что пойдет спать, а Крен отправился наверх, чтобы успокоить нервы и поимпровизировать на гитаре.
— Кто-нибудь еще был в доме? — поинтересовался Одингот.
— Нет.
— Продолжайте рассказывать.
— Ну вот, дальше от всех этих переживаний у меня сильно разболелась голова и, оставшись одна, я стала рыться в сумочке, чтобы достать аспирин. Внезапно в комнате погас свет, и кто-то набросился на меня и начал душить. Я закричала и ударила его коленкой в пах. Он взвыл и на мгновение отпустил руки. Тогда я вырвалась и бросилась к выходу… Дальше вы знаете.
— Ну что ж, — бодро заключил Ступорс, доставая из кармана пистолет, — все понятно. Сейчас мы арестуем обоих молодчиков, а потом уж разберемся, кто из них больше любит Дезу Бездуховны.
— Я думаю, достаточно арестовать только одного, — возразил Одингот, с сожалением отпуская Дезу. — Совершенно понятно, что это — …
Кого имел в виду доктор Одингот?
Доктор обратил внимание на то, что царапины были только с левой стороны шеи жертвы, то есть на правой руке преступника были длинные ногти. Как известно, гитаристы обстригают ногти на левой руке (чтобы зажимать лады), а пианисты на обеих… Поэтому преступник скорее всего — Крен Кусаки.
СМЕРТЬ В ОСОБНЯКЕ
— Так вы говорите, что проснулись от звука выстрела? — еще раз переспросил инспектор Ступорс, пристально глядя на сидящего перед ним Стина Бормотелло, тщедушного человечка в роскошном халате.
— Да-да, — быстро заговорил тот, нервно перебирая тонкими пальцами витой шнур на поясе. — Я проснулся ночью от сильного хлопка и сразу почувствовал неладное. Жены рядом не было, а дверь в коридор была приоткрыта. Выскочив из нашей спальни, я сразу побежал в японскую комнату — я знал, что иногда, в часы бессонницы, Фрина ходит туда и медитирует.
— Понятно. — многозначительно произнес Ступорс. Было видно, что ему ничего не понятно. — И что же было дальше?
— Дальше? — как-то сразу сник Бормотелло. — Фрина в ночной рубашке лежала там, посередине комнаты. В правой руке у нее был пистолет, а на груди, прямо напротив сердца, расплывалось кровавое пятно… Я сразу понял, что она мертва и тут же позвонил в полицию. Через десять минут приехали вы.… Вот, собственно, и все.
— А что представляет собой эта японская комната? — внезапно заинтересовался сидящий в углу доктор Одингот. Он только что прибыл в особняк Бормотелло, вызванный звонком Ступорса, и еще не успел разобраться в обстановке.
— Абсолютно пустая комната, — лаконично пояснил Ступорс. — На полу циновки, на стенах иероглифы.
— Быть может, рядом была предсмертная записка, какое-нибудь письмо, фотография? — продолжал допытываться Одингот.
— С точностью до трупа и пистолета идеально чистая комната, — с некоторой даже завистью повторил Ступорс, вспомнив беспорядок в своем кабинете.
— Ясно, — пробормотал Одингот и снова повернулся к хозяину особняка. — Был ли кто-нибудь еще в доме в это время?
— Я понял, куда вы клоните, — заторопился Бормотелло, — но кроме меня и Фрины здесь никого не было. Так что это наверняка самоубийство.
— А вот в этом я как раз сомневаюсь, — усмехнулся Одингот. — Лучше расскажите, зачем вы перетащили труп вашей жены из спальни в японскую комнату. Хотя это и так понятно.
Почему доктор Одингот не поверил Стину Бормотелло?
Как следует из слов инспектора Ступорса, гильзы в комнате не было. Значит, это не самоубийство и труп был перенесен в японскую комнату из другого места. Судя по одежде убитой и времени, когда произошло преступление, Фрина была перенесена из спальни. Никого, кроме супругов Бормотелло в доме не было, стало быть, убийство мог совершить только хозяин особняка. Очевидно, это было сделано для того, чтобы легче сымитировать самоубийство.
УДАР В СПИНУ
Многоквартирный дом на улице Дирижаблей давно не привлекал внимание полиции. Однако 3 июля, аккурат перед самым праздником Неповиновения, в полицейском управлении раздался звонок. Взволнованный старичок, проживающий в этом самом доме, сообщил, что только что слышал из соседней квартиры жуткий женский крик.
На место происшествия тут же выехали инспектор Ступорс, сержант Гризли и примкнувший к ним доктор Одингот. У 15-й квартиры их поджидал тот самый старичок. Войдя внутрь — дверь оказалась незапертой, — сыщики обнаружили в спальне остывающий труп молодой красивой женщины, лежащей на полу лицом вниз.
— Это Лина Завец, хозяйка квартиры, — запинаясь забормотал старичок. — Она живет с мужем. Его зовут Меер. Сейчас он в командировке, в Аристополе, но сегодня должен приехать.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил его Ступорс. — Мы поговорим с вами позже. А пока подождите у входа. Мы должны осмотреть место преступления.
Старичок послушно засеменил к выходу, а Ступорс и Одингот наклонились над бренными останками красавицы.
— Ну что ж, — монотонно и буднично забубнил инспектор, осматривая тело, — смерть наступила в результате сквозного ранения каким-то длинным и острым колющим предметом. Удар нанесен сзади, прямо под левую лопатку.
