загадают, дьявол их раскусит!
– Подержите-ка, – сказал Кирилл, передавая фонарик Шубникову, и нагнулся над магнето.
– Магнето в исправности! – быстро сказал Шубников и отвёл свет в сторону.
– Светите ближе, – приказал Кирилл.
Он снял крышку прерывателя-распределителя.
– Да что смотреть, я уж смотрел! – воскликнул Шубников, тоже берясь за крышку.
Кирилл оттолкнул его руку, взял ключ и начал отвинчивать гайку прерывателя. Шубников погасил фонарик. В тот же миг он ощутил крепкую хватку на своих пальцах: доброволец, навалившись сзади, держал его за руку, вырывая фонарик. Свет снова вспыхнул. Кирилл спокойно отвинтил гайку и вскинул глаза на Шубникова: прерыватель отсутствовал.
Доброволец навёл луч на Шубникова. Нижняя губа Виктора Семёновича прыгала, пошлёпывая, будто он пытался что-то проговорить и не мог.
– Кто вынул прерыватель? – спросил Извеков.
– Что я… враг себе? – вдруг охрипнув, вымолвил Шубников.
– Себе не враг.
– Я сам ничего не понимаю, – сказал Шубников, откашливаясь и стараясь улыбнуться.
– Я понимаю отлично, – сказал Кирилл. – Револьвер есть?
– Нет.
Кирилл ощупал его карманы.
– Садитесь в машину… Нет, нет, не за руль! Садитесь назад!
Виктор Семёнович послушался без пререканий. Пока он влезал и усаживался, свет фонарика следовал за ним, потом угас. По обе стороны автомобиля встали Извеков и его помощник.
Долго никто не проронил ни слова. Печальным вздохом скользнул над головами полет полуночника, и дважды разнёсся его замогильный крик. Дружнее застрекотали кузнечики. С прохладным течением воздуха наплыл запах обожжённого кирпича. Со станции прилетел тоскливый гудок паровоза. Её огни стали ярче видны. Кирилл сказал неторопливо:
– Не подозревали, что я кое-что смыслю в моторе, да?
– Ну как не подозревать! – будто с облегчением откликнулся из машины Шубников (голос его уже окреп). – Я хорошо помню, что по образованию вы – техник.
– Вон как! На что же вы рассчитывали?
– Даю вам честное слово – ничего не понимаю!
– Значит, прерыватель вынут Зубинским? О чем вы с ним толковали, а?
– Да ничего не толковали. Ругал меня, что не могу найти причину неполадки. Я, говорит, тебя рекомендовал товарищу Извекову, а ты, говорит, выходишь идиотом.
Опять наступила тишина, и ночь как будто ещё больше углубилась.
– Вот уж, правда, на полную безграмотность надо рассчитывать, чтобы вынуть прерыватель, – сказал Шубников.
Кирилл промолчал.
– Напрасно меня подозреваете, я репутацией своей дорожу, – укоризненно говорил Виктор Семёнович. – Это вы просто так, лично против меня настроены, товарищ Извеков. Из личных соображений.
– Что ещё за чушь?! – сказал Кирилл.
– Я тоже думал – чушь, пустяки. Все, мол, давно забыто. А получается не так.
– Что – не так?
– Получается – не можете простить, что Шубников вам тропинку перешёл. А ведь когда было? – травой поросло. Видно, у вас сердце неотходчивое.
– Перестаньте плести.
– Я уже давно успел от того счастья отказаться, за которое мы с вами, по неопытности, тягались. Я ведь ушёл от Елизаветы Меркурьевны, товарищ Извеков. Не за что на мне вымещать сердце. Может, я своим несчастьем с Елизаветой Меркурьевной вас от большого разочарования избавил, – кто знает?
– Довольно! Молчать! – с лютой злобой крикнул Кирилл.
И все время безмолвный доброволец вдруг прогудел хмурым голосом, как спросонок:
– Закуси язык! Ты!
Прошло не меньше получаса, пока на дороге наметилась приближающаяся тень человека, который шёл вымеренным маршевым шагом. На свету все резче проступал очерк френча раструбом от пояса и контур галифе, как два серпа рукоятьями книзу.
Кирилл дал Зубинскому дойти почти до автомобиля и зажёг фары. Зубинский зажмурился, поднял к глазам руку, сказал:
– Свои, свои, товарищ комиссар.
