Рагозин поднялся. Было так темно, что даже его высокого белого тела Кирилл не мог разглядеть. Оно стало угадываться, когда Рагозин взгромоздился с ногами на окно: чуть-чуть начинал брезжить вялый рассвет.
– Ты полагаешь, я буду муслякать деньги да ждать, пока белые покажутся на Соколовой горе?
– Нет, – ответил Кирилл спокойно, – если белые дойдут до Соколовой, от тебя в городе и следа не останется.
– Пущусь наутёк, да?
– Тебя первого заставят эвакуироваться.
– Спасибо. Ты мне удружил, ты меня и выручай, коли так: эвакуируй со мной мои сейфы.
Кирилл быстро привстал и, скрестив по-мусульмански ноги, выпалил:
– Я больше трех лет был военным работником. Привык к армии, и думаю – так уместнее. А меня держат за чернилами да промокашками.
– И что же?
– То, что я не хуже тебя. А подчиняюсь.
– А я не подчиняюсь?
– Ну и подчиняйся!
Кирилл отвалился на подушку, взял её в обхват и задышал ровно и громко, то ли притворяясь, что засыпает, то ли действительно засыпая от усталости.
На другой день он работал как никогда скверно. Все было не по нем. Зудящий жар полыхал по груди и спине, – Кирилл подумал, что с непривычки обжёг себя на Волге солнцем. С грехом пополам он дотянул до обеда летучие совещания, телефонные разговоры, перечитыванье и перечеркиванье бумаг. Потом велел позвонить в гараж и поехал домой.
У Веры Никандровны он застал Аночку, которая тотчас собралась уйти.
Что-то очень нежное показалось Кириллу в её смущении, какое он уже не раз видел.
– Нет, нет, – возразила Вера Никандровна, – не уходи. Во-первых, в нашем деле полезна мужская голова, во-вторых, будешь с нами обедать.
Мужская голова, впрочем, не столько обнадёживала её пользой, сколько беспокоила.
– Ночевал на песках?
Кирилл не торопился с ответом.
– Нет, вернулись поздно вечером. Но не было машины, я заночевал у Рагозина.
– Не унести было улов на плечах?
– Ага! – поддакнул он довольно. – Знаешь, я вытащил этакую вот щучину!
Он так развёл руками, что Аночка посторонилась.
– Её везут? – спросила она внушительно.
– На подводе. И позади тележка для хвоста – знаете, как возят бревна.
Вера Никандровна улыбнулась только из деликатности. Раз он ухватился за шутку, значит, был рад, что его не спрашивают о серьёзном, и значит, недаром в городе шептались об экстренном ночном собрании. Аночка как будто догадалась помочь ей:
– Говорят – неприятные новости, да?
– Ничего чрезвычайного, – сказал он быстро. – А у вас что за совещание?
– Аночка с жалобой на брата. И я не могу ничего присоветовать. Расскажи, Аночка, Кириллу.
– Мало у вас, право, дел, кроме моего Павлика! – опять смутилась Аночка.
Но он настоял, чтобы она говорила, – он предпочитал расспрашивать, чем отвечать на расспросы.
Оказалось, Павлик совсем отбился от дома после смерти матери – пропадает на улице, на берегу, завёл дружбу с беспризорными мальчишками. Даже ночует неизвестно где…
– Я видел его на песках, с Дорогомиловым, – сказал Кирилл, испытующе взглянув на мать. – Надеюсь, эта дружба не во вред?
– Арсений Романович сам жалуется на перемену в Павлике. Мальчишка даже книги перестал у него клянчить.
– Чего захотели! Каникулы! Я бы тоже пропадал на Волге. Счастливое время, – вздохнул от зависти Кирилл.
– В том-то и дело, что каникулы: никакого влияния школы, – произнесла Вера Никандровна строго, точно на учительском совете.
– Что ты на меня смотришь? – с улыбкой сказал Кирилл. – Ты педагог, тебе лучше знать.
– С мальчиком, правда, очень трудно, – заметила мать.
– А со мной было легко? – живо спросил он и обернулся к Аночке. – Вы ведь не хотите из него сделать паиньку?
– Я не хочу, чтобы он стал беспризорником. А к этому идёт. У меня мало времени для него, и я недостаточный авторитет. На днях он заявил, что убежит на фронт. Что я могу сделать?
