находили следы того, что боевики оставляли свои лагеря за сутки до появления наших головных дозоров и инженерных групп сопровождения колонн. Впрочем, близ населенных пунктов всегда оставались группы прикрытия (5–10 человек). Они действовали согласно «шакальей тактике»: в прямое противоборство не вступали, зато наносили урон технике».
Как известно, поначалу руководство страны решило: «На юг, за Терек, — ни ногой!» Однако первые результаты ввода войск приятно удивили Кремль. По сведениям очевидцев, местные жители ряда населенных пунктов Чечни еще до начала контртеррористической операции высказывали резкое недовольство присутствием боевиков и требовали от них покинуть села. В частности, с требованием убрать боевиков к президенту Масхадову обращались старейшины нескольких селений Шелковского района Чечни. Только тот не внял их просьбам.
Многие в республике радовались приходу федералов, встречали их, как освободителей, хлебом- солью.
«При создании зоны безопасности неукоснительно выполнялась такая установка, — вспоминает начальник Генштаба генерал армии Анатолий Квашнин. — Части и подразделения Минобороны располагались не ближе двух километров от населенных пунктов. Но люди сами приходили к военным».
Бывало, местные жители забрасывали броню цветами, поили солдат молоком. И торопливо, перебивая друг друга, рассказывали, рассказывали, рассказывали о том, что творилось на этой земле в период масхадовского режима.
«Конечно, по данным спецслужб и разведчиков о многом мы уже тогда знали, — говорит Виктор Германович Казанцев. — Но все же от подробностей, которые становились известны о бандитском режиме, порой голова шла кругом. В те дни я оконачательно убедился: руководство страны сделало верный шаг, приняв решение о проведение контртеррористической операции».
С момента подписания Хасавюртовских соглашений и до начала контртеррористической операции на территории Чечни власть в «Чеченской Республике Ичкерия» носила весьма сложный характер и представляла собой эклектичную смесь светских и духовных структур. Основной ее характеристикой было… полнейшее безвластие.
Политическую обстановку в Чечне серьезно обостряло наличие вооруженной оппозиции А. Масхадову, возглавляемой полевыми командирами С. Радуевым, Ш. Басаевым, Х. Исрапиловым. Изданный президентом Чечни указ о расформировании всех незаконных вооруженных группировок так и не был выполнен. Конфликтные ситуации регулярно возникали также между парламентом Чечни и новым Верховным шариатским судом (ВШС), сформированным по указу «президента Ичкерии». Этот орган стал претендовать на верховную законодательную власть. В свою очередь парламент отстаивал позицию, что утверждение ВШС — вопрос его компетенции.
Политическое противостояние дополнялось противостоянием религиозным — между ваххабитами и сторонниками традиционного ислама на Кавказе. Причем политические пристрастия всех ваххабитских группировок были на стороне оппозиции.
Полностью занятое внутриполитическим конфликтом с оппозицией, правительство «Ичкерии» не в состоянии было решать такие проблемы, как безработица, неплатежи, развал систем здравоохранения, образования, социального обеспечения. Острые экономические и социальные проблемы, накапливаясь как снежный ком, подтачивали чеченское общество изнутри.
Чечено-Ингушская Республика обладала довольно крупным промышленным потенциалом. Предприятия нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности имели общероссийское значение, в республике был налажен выпуск нефтяного оборудования. Однако из-за бездарной политики и экономической деятельности чеченских властей, утраты интеграционных связей с другими российскими регионами, отъезда основной массы специалистов из республики, ее промышленный потенциал оказался разрушенным. Началось массовое хищение нефти из трубопроводов, достигшее 80 процентов. Работа тысяч нелегальных мини-заводов, обслуживающих банды, поставили Чечню на грань экологической катастрофы.
Тяжелое положение сложилось и в сельском хозяйстве «Ичкерии». В горных селах жители работали лишь на своих приусадебных участках. Главы администраций жаловались командирам частей, что землю приходилось обрабатывать дедовским способом — плугами с запряженными в них быками.
Как известно, прежде Чечня имела большое значение для экономики России — как разветвленный транспортный узел и коридор. Через ее территорию проходили железнодорожная линия и автомагистраль Ростов — Баку, нефтепровод Баку — Новороссийск и другие коммуникации, имеющие стратегическое значение не только для Юга России, но и для Азербайджана, Грузии, Армении. Но отсутствие политической стабильности на территории Чечни, бандитизм, сложная криминальная обстановка заставили руководство России, Северо-Кавказских и Закавказских республик создать альтернативные магистрали в обход «Ичкерии». В конечном счете, это наиболее болезненным образом отразилось на самой Чечне, приведя к окончательной утрате выгод геополитического положения.
В 1989 году население Чечено-Ингушской Республики насчитывало 1270 тысяч человек. Здесь проживали 100 наций и народностей. Из них 57,8 процента составляли чеченцы, 23,5 процента — русские, 12,9 процента — ингуши, 1,5 процента украинцы, 1,2 процента — армяне.
К концу 1996 года в «Ичкерии» оставалось чуть более 600 тысяч человек. К январю 1999 года население республики сократилось примерно до 350 тысяч, а уже к началу боевых действий в Дагестане, то есть всего за шесть месяцев, — до 320 тысяч человек, из которых только 20 тысяч были русскими. Республику покинули 220 тысяч русскоязычного населения и более 500 тысяч чеченцев.
Словом, три года «независимости» привели республику к катастрофе. Более 80 процентов трудоспособного населения не имели постоянной работы. Треть голодали, 65 процентов едва сводили концы с концами. Для Чечни были характерны, с одной стороны, нищета большей части населения, с другой — невиданное доселе обогащение лидеров режима, «новых чеченцев» — главарей вооруженных банд.
Налицо было материальное, физическое и моральное истощение народа. Практически прекратилось снабжение населения. В больницах и поликлиниках, кроме тех, что обслуживали бандитов, отсутствовали необходимое оборудование и медикаменты, зачастую больным нечем было оказать даже первую медицинскую помощь. Ни пенсии, ни пособия на детей не выплачивались (последний раз пенсионеры получали деньги в июле — августе 1997 года). Школы были закрыты (с 1995 года учителя не получали зарплату). Дети оказались предоставленными сами себе. И без того бедственное положение населения усугублялось нехваткой электроэнергии и газа (раньше они поставлялись в Чечню из Дагестана и Ставропольского края).
Политическая, экономическая и социальная безысходность стали питательной средой для роста преступности. В период между двумя военными кампаниями «Ичкерия» превратилась в криминальный анклав на Юге России. На ее территории действовали около 160 вооруженных банд, терроризирующих население и поделивших между собой все сферы преступного бизнеса. Убийства и грабежи, наркомания и проституция в «правоверной мусульманской» республике стали обыденными явлениями. Обычной практикой был захват заложников — как для получения выкупа, так и в целях работорговли. Чечня превратилась в крупный международный центр распространения наркотиков, печатания фальшивых денег, незаконной торговли оружием, источник терроризма. В криминальную среду вовлекались подростки, даже дети.
Увы, тогдашним «властям» Грозного в тот период нечем было ответить на вызов, брошенный им преступными элементами.
«В начале первой войны все мы хотели независимости, — говорил заместитель военного коменданта Чечни Руслан Ямадаев, которому в свое время дудаевский режим присвоил звание бригадного генерала. — Думали, что без России построим богатое и справедливое государство. Но после окончания первой войны стало ясно, какое государство мы построили. Всюду правило беззаконие. Я думаю, что если бы войска снова не вошли в Чечню, то жертв было бы еще больше. Все шло к войне, к междоусобной войне. Народ увидел, какой бывает «независимость». Это независимость группы людей, которым позволено фактически все — грабить, убивать. Остальные — в рабстве, они не получают от
