кромки которой начинали уже зеленеть запыленной травкой. Щелкнув ногтем ползущую за стеклом муху, он отошел от окна, лениво помаргивая влажными глазами, взглянув на Агафона, сказал чуть насмешливо:
– Поди, каждый вечер посещаешь цветничок-то.
– Какой цветничок? – Агафон поднял голову и поймал масленый, изучающий взгляд управляющего.
– Не понимаешь? Будто дите малое… – ухмыльнулся Пальцев.
– Не понимаю, – искренне признался Агафон.
– Как открыл столовую, так и на поле перестал бывать, – с новой усмешкой проговорил Пальцев. – А ловко ты меня объехал, очень ловко!
– Не стоит вспоминать, Захар Петрович. Так или иначе в жизнь претворена ваша идея, – устало проговорил Агафон и, чтобы замять разговор, поспешно добавил: – А в поле не был потому, что здесь дел по горло.
– Кажется, едут! – Управляющий сорвался с места и вышел из конторы.
Сначала где-то неподалеку натужно взревел на подъеме автомобильный мотор, затем звук его приблизился и вскоре замер около самого дома. В широко распахнутую дверь вошли Спиглазов, Соколов, Ян Альфредович и Глаша. Следом за ними в сопровождении Пальцева появилось еще одно, незнакомое Агафону лицо. Это был невысокий крутолобый мужчина с густой, небрежно взлохмаченной седоватой шевелюрой, широкоскулый и густобровый.
– Так вы и есть тот самый Чертыковцев? – откровенно улыбаясь и протягивая Агафону руку, спросил он.
– Тот самый, – поднимаясь со стула и невольно покоряясь приветливой улыбке вошедшего, ответил Агафон.
– Видно, сурьезный мужик… – согласно кивнул тот. – Ну, а я Молодцов Иван Михайлович, будем знакомы, – добавил он. По-хозяйски сняв измятый защитный плащ, повесил на гвоздь, потирая крепкие, с короткими пальцами ладони, продолжал: – Ладно, Захар Петров, веди и показывай свой кабинет. Наверное, отгрохал лучше директорского…
– Дверь заперта, кругом придется идти, Иван Михалыч, – кинув на Агафона мимолетно пытливый взгляд, сказал Пальцев.
Агафон заранее приготовился к самозащите. Он чувствовал, что ему сегодня предстоит пережить еще один нелегкий день.
– Ты что же, совсем отгородился от массы? – пошутил Молодцов.
– Наоборот, масса приблизилась ко мне… – в тон ему ответил Пальцев и пригласил всю свиту следовать за собой.
Ян Альфредович задержался было около Агафона, но Спиглазов не спускал с них своего бдительного ока; ухватив главного бухгалтера под руку, потащил его с собой. Хоцелиус только и успел сказать Агафону, чтобы и он шел вместе с ними. Спиглазов не только не поздоровался, но, казалось, вовсе не замечал его. Правда, ничего другого Агафон и не ждал, но все же ему неприятно было это демонстративное, унизительное пренебрежение. С тягостным чувством отчужденности и подавленности он пошел следом за всеми. На улице ему ярко ударили в глаза горячие солнечные лучи. День был по-летнему жаркий, без единого на небе облачка. У веранды сквозь опилки и мелкую щепу упорно пробивались лебеда, листья паслена и вездесущего подорожника. В воздухе носился запах расцветающей черемухи, прелого навоза и полыни.
– Позволь! Что это такое? – войдя в комнату, оглядывая расставленные вдоль стен столы и чистые скатерки, воскликнул Молодцов.
– Ресторация, Иван Михалыч, – ответил Пальцев и, поджав губы, улыбнулся одними зрачками.
– Глядите, какая прелесть! – Глаша не удержалась и проскользнула вперед. – Захар Петрович, золотой вы человек! – восторженно, по-женски продолжала она. – Вот это сюрприз! Надо же! Плитка, конфорочки и чистота идеальная!
– Да уж поддерживаем, – вставила стоявшая в сторонке Настя. – Наши девчата так рады, что вы себе представить не можете. Как придут, всю обувку в коридоре снимают.
– Пожертвовал кабинет и помалкивает, хитрец? – повернув седоватую голову в сторону невозмутимо молчавшего Пальцева, сказал Молодцов. – Как же это у тебя хватило терпения?
– Это мужественный поступок, Захар Петрович. У меня нет слов, – поддержал его Ян Альфредович.
– По-партийному поступил, – заметил Соколов. – Честь и хвала зачинателю!
– Ничего не скажешь, ты меня удивил, Захар, – проговорил Спиглазов.
Все, дружно перебивая друг друга, начали поздравлять Пальцева, жать ему руки, на все лады восхваляя его хозяйственную сметку. Он растерянно и неуклюже отмахивался, стараясь отойти в уголок, словно отыскивая щелочку, чтобы спрятаться.
Агафон молча неприязненно наблюдал за ним и мысленно посмеивался над его положением.
– Да не моя это идея, – опуская голову, возражал Захар Петрович. – Меня просто подловили на слове наши комсомольцы…
– Брось скромничать! Не изображай из себя Акима-простоту, – сказал Молодцов и предложил здесь же, среди этого уюта, как он выразился, провести заседание партийного бюро.
Все с ним согласились и присели к столам. Один стол выдвинули на середину для докладчика и выступающих.
– Только уж не курите. У нас тут не полагается, – неожиданно проговорила Настя и медленно вышла из комнаты.
– Приветствую такие порядки, – сказал некурящий Молодцов. – Начинай, Михаил Лукьянович.
