желающий мог знакомиться с новыми производственными установками и процессами и совершенно свободно заимствовать новинки военной техники. За эту расхлябанность России нередко приходилось платить впоследствии дорогой ценой.
Помню еще несколько примеров секретомании, с которой мне пришлось столкнуться в Японии. На одном из заводов я должен был провести контрольные испытания передаваемых нам патронов. Сперва нас доставили к патронному складу. Мы вошли в огромное помещение, сплошь уставленное стеллажами, на которых снизу доверху покоилось бесчисленное множество деревянных ящиков с патронами. Надписав на них мелом наши фамилии, мы хотели было пройти к стрельбищу, находившемуся всего в сотне-другой шагов от склада. Однако эта сотня шагов оказалась для нас запретной зоной, так как проходила мимо заводских зданий. Нас вежливо остановили, вывели со двора и посадили опять в автомобиль. Затем мы объехали вокруг всего завода, чтобы вновь прибыть почти к тому же пункту, но с другой стороны.
Всякие даже самые невинные расспросы о том, как организована в Японии починка оружия, имеются ли в полках оружейные мастерские, производится ли регулярный осмотр оружия, постоянно вызывали испуганные взгляды и стереотипные ответы, что все это секрет, что об этом нельзя говорить.
Тем больше я испытал удовольствия, когда мне удалось случайно подметить одну новость в укладке патронов, весьма полезную для войск.
Обычно в деревянном японском ящике заключалось 1440 патронов, уложенных в картонные пачки по пятнадцати штук в каждой. Переносить такой тяжелый ящик было трудно. Поэтому после его раскупорки пачки распределялись между несколькими стрелками, что было также не совсем удобно. Но вот при мне раскупорили один ящик, в котором патроны были уложены по-новому: все мелкие картонные пачки были связаны тесьмой в три самостоятельных пакета. Каждый пакет имел удобную петлю, сделанную из той же тесьмы, для захватывания рукой. Таким образом, вместо тяжелого деревянного ящика с 1440 патронами получались три более легких пакета, которые можно было уже без особого труда нести до стрелковой цепи под огнем противника.
Такое нововведение пригодилось бы и для русской армии. У нас в то время была принята следующая укладка патронов: каждые триста штук помещались сначала в специальную цинковую коробку, а потом каждые две коробки укладывались в деревянный ящик. При длительном хранении такие цинковые коробки были нужны, так как лучше обеспечивали сохранность патронов. Но в военное время они были совершенно ни к чему, так как ящики немедленно отправлялись на фронт, раскрывались там, и патроны тут же шли в дело. Между тем перетаскивание тяжелых цинковых коробок и особенно раскупорка их представляли трудную работу. Куда выгоднее во всех отношениях было бы применить новую японскую систему укладки с увязкой пачек при помощи простой тесьмы.
Я, конечно, оценил это удобство, как только был вынут первый пакет, и не мог не поделиться своей мыслью с Ватанабэ. Японцы переполошились. Ящик с новой укладкой был немедленно утащен, а также и все другие принесенные вместе с ним. Наступила довольно долгая пауза. Японцы, вероятно, решили предварительно проверить укупорку тех ящиков, которые предназначались для моего осмотра и дальнейшей отправки в Россию.
Я глядел на все это и с горечью думал: «Япония и Россия сейчас являются как будто союзницами по сокрушению общего противника, и всякое усовершенствование в военном деле могло бы принести пользу для их общей цели. Но, по-видимому, союзницы они только в очень узких пределах. Никогда, — думалось мне, — при таком отношении японский солдат не станет рядом с солдатами других наций на общем фронте». Суровая действительность подтвердила мои мысли.
Что такое патрон?
Вскоре я приступил к приемке оружия. Начали мы с патронов. Что, казалось бы, может быть проще, чем устройство патрона! Но это только на первый взгляд. Если разложить, например, на столе штук двадцать — тридцать патронов разных образцов, то даже опытный специалист с трудом отличит их друг от друга, а между тем они могут быть все отличны по своим боевым качествам. Одни лучше для стрельбы на близких расстояниях, другие, наоборот, для дальних дистанций. Патроны могут быть меньшего или большего калибра, иметь различный вес пули и порохового заряда, обладать той или иной начальной скоростью при выстреле. Все это требует тщательной проверки, и для этого выработана особая система испытаний при помощи специальных приборов.
Меня провели в поверочное бюро патронного завода. Здесь находились те же приборы и аппараты, с которыми мы привыкли иметь дело у себя в России. В этом отношении я не увидел в Японии ничего нового. Вслед за тем солдаты внесли в комнату несколько патронных ящиков.
Раскупорили первый ящик. Я записал в книжку его марку и номер, выбрал несколько пачек патронов и распределил их на группы — каждую для особого испытания.
Оценивая качества патрона, надо прежде всего определить энергию пули. От этого зависит ее пробивная и убойная способность. А эта энергия зависит, в свою очередь, от веса пули и той скорости, с какой она вылетает из канала ствола винтовки и с какой попадает в поражаемый предмет. Ясно, чем больше будет вес пули и ее скорость, тем сильнее будет удар. Вес пуль каждого образца патронов должен быть строго определенным. Так, например, пуля мексиканского патрона должна весить ровно 9 граммов, столько же и острая японская пуля; а тупая пуля — 10,4 грамма. Насколько правильно и однообразно изготовлены все эти образцы, мне и надлежало проверить.
Сначала я разрядил пятнадцать патронов: вынул пули из гильз и высыпал из них порох. Потом все вынутые пули были взвешены на точных аптекарских весах. Оказалось, что в этом отношении они не отклонялись от принятой нормы. На тех же аптекарских весах проверялся и вес порохового заряда.
Одновременно при разрядке я проверил и прочность сидения пуль в гильзах. Это было важно, так как во время длительных перевозок от тряски на железных дорогах и долгой носки в патронташах стрелков пуля может выпасть из дульца гильзы и порох высыпаться. Чтобы испытать прочность сидения пуль, я вкладывал и зажимал патрон в особой коробке; при этом гильза оставалась зажатой в самой коробке, а пуля высовывалась наружу. После этого и пуля захватывалась особым приспособлением. Затем я нажимал на рычаг, и захватывающее приспособление с силой вырывало пулю из гильзы. Величину затраченного при этом усилия показывала стрелка динамометра, соединенного с аппаратом.
Затем надо было приступить к испытанию скоростей. Делалось это уже на стрельбище при помощи электромагнитного хронографа Ле-Буланже. Испытуемый патрон вкладывался в винтовку, укрепленную на неподвижном станке. У винтовки поперек ее дульного среза была прикреплена тонкая волосковая проволочка. Эта проволочка соединялась с электромагнитом хронографа, удерживающим в висячем положении длинный железный стержень, на который перед опытом надевалась медная или алюминиевая трубка. При выстреле пуля перебивала волосковую проволочку. Тогда ток в хронографе размыкался, электромагнит уже больше не удерживал стержня, и тот начинал падать вдоль направляющей колонки.
Но вот пуля пролетала строго отмеренное расстояние в пятьдесят метров и ударяла в броневой щит. Этот щит при ударе отклонялся назад, отчего также происходило размыкание тока в хронографе. Но на этот раз ток размыкался у второго электромагнита, помещенного в средней части направляющей колонки. К этому электромагниту подвешивался короткий железный брусок. В момент размыкания тока брусок срывался вниз и действовал на рычаг особого спускового механизма, который освобождал нож, делающий отметку на трубке падающего стержня. Первая же отметка ставилась на нижней части стержня еще до начала опыта.
Длина между двумя метками дает возможность после некоторых расчетов определить время полета пули от дула до щита. Таким образом получаются два необходимых элемента для определения скорости: расстояние и время. Обычно при испытаниях эти сложные расчеты не производятся. Вместо этого пользуются специальной мерительной линейкой, которая составлена так, что не только измеряет расстояние между метками, но и дает сразу среднюю скорость пули.
Из каждого ящика я брал на выбор пачку в пятнадцать патронов и все их проверял на хронографе и мерительной линейке. Средняя скорость японских тупых пуль, 704 метра в секунду, оказалась вполне соответствующей норме. А самое главное, отклонения от этой средней нормы были в допустимых
