умерщвления людей и животных.
Ковалева смотрела на несчастных дам, а в голову почему-то лезла всякая опасная чушь. Она вспоминала выдержку (не дословно, конечно, а только близко к тексту!) из одного капитального труда по токсикологии: список 'ядовитых открытий' большой, но можно его сократить до приличного минимума. Открыть конвейер ядопроизводства можно успехами Сертюнера, пришедшимися на 1803 год, когда ему удалось выделить из опия морфин, подарив тем самым запретные и самые порочные наслаждения человечеству. Затем в отвратительную гонку вмешался Ковант и Пелетье: в 1818 году эти два молодца обнаружили в рвотном орехе стрихнин, чем позабавили отпетых преступников-садистов, расширив их возможностей сводить счеты с неугодными. Подоспела очередь Десоссе и Рунге: в 1820 году они выделили хинин и кофеин, чем заметно помогли лечебному процессу, но и их открытия стали в скором времени выходить боком некоторым пациентам. Гизекке в 1826 откопал яд конин в малоприметном растении Болиголов (Conium maculatum), чем тут же огорошил отравителей занятными перспективами, подхлестнул поток изощренных смертоубийств. Поссель в 1828 году уточнил качество развлечений заядлых курильщиков, выделив из табака никотин, чем тоже добавил мук и терзаний медицинским работникам, способным идти слишком далеко в экспериментах на людях. Майн в 1831 году, получив из красавки атропин, продвинул еще дальше науку о медицинской и кладбищенской помощи доверчивому населению Земли.
Список возможностей 'помощников смерти' можно было продолжить, но не для черных акций пригласила Ковалева в кабинет трех страстотерпиц. Не собиралась Светлана Николаевна губить безвинные, хоть и заблудшие души, просто она хотела прилепить к ним и свои былые переживания, свербившие, угнетавшие ее мозг даже по сей день. Пора было во всем разобраться с Божьей помощью и с помощью своих неожиданных пациенток. Если и были у нее клинические ошибки, заканчивавшиеся человеческой трагедией, то только по недомыслию, а не по злой воле. Да и, вообще, не стоит все валить на медиков, чаще искус смертоубийства исходит из рук и голов политиков: так был отравлен мышьяком на острове Святой Елены отставной император Наполеон; Карл II – английский монарх, с большим увлечением занимавшийся алхимией, был отравлен ртутью своими политическими оппонентами. Да мало ли еще примеров злоупотребления властью над медицинскими открытиями. Правда, сейчас, с появлением методик эмиссионного спектрального анализа, атомной абсорбционной спектроскопии, полярографии, хроматографии, активационного анализа, убийцы приблизились к скамье подсудимого и эшафоту правосудия достаточно близко. Это и отбило желание прибегать к ядам у современных киллеров. Теперь они предпочитают огнестрельное оружие или взрывчатое вещество.
Но, когда вынужден договариваться со смертью, невольно приобретаешь навык 'черных размышлений'. Видимо, что-то подобное происходило в голове Ковалевой. Именно в кабинете заведующей отделением должна была осуществиться 'пытка' правдой, одной только правдой! Женщины притупили взгляды, направив их в пол и развернув в себя – глубоко в душу. Светлана Николаевна оказалась неплохим психотерапевтом-новатором: она, не мусоля задницу ответственной проблеме, призвала собравшихся к единомыслию и женской солидарности.
– Выхода у нас нет, дорогие женщины, – сказала она, – как только признать и уточнить степень участия каждой из присутствующих в интимной жизни одного известного персонажа – мужчины хорошего, но постоянно совершавшего ошибки в матримониальных делах, от чего запутавшегося окончательно. Давайте повинимся и расскажем друг другу о своем горестном сосуществовании с этим человеком, а заодно подытожим сведения о его нынешнем существовании.
Все присутствующие выразили молчаливое согласие разобраться с Сергеевым по полной программе. Дело не дошло до ворошения 'нижнего белья', но кое-какие тайны пришлось приоткрыть каждой участнице 'круглого стола'. Оказалось, что Светлана Николаевна была гражданской женой Сергеева в далекие молодые годы. От той пламенной страсти появилась на свет дочь – Екатерина Александровна Ковалева. Она теперь в свою очередь родила внука Сергеева, которого назвали в честь деда Александром. Претензий к этой связке у 'пострадавших дам' не было. Где-то далеко под подолом юбки у Ковалевой все же оставалось угнетенное самолюбие, как, впрочем, и у любой женщины, не сумевшей удержать около себя достойного мужика. Однако ворошить прошлое не стали. Можно было бы и посильнее ругать себя 'внутренним голосом': на тот счет вспомнилась поговорка последних лет: 'Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать колючий кактус'!
Последовательно стали исповедоваться и все остальные участницы большого совета. Татьяна Леонидовна – по профессии адвокат – попала в сергеевский альков, как кура во щи, родила год назад от скоротечного сексуального раунда Сергееву сына. Ни о чем не жалеет, только недоумевает, куда же пропал 'отец родной'. Сейчас рожала дите от своего законного мужа, которого не любит (даже ненавидит и презирает!), но продолжает тянуть лямку супружества: 'за неимением гербовой, пишем на меловой'.
Сабрина была сдержаннее всех, потому что имела возможность упиваться своим величием. Она единственная – законная супруга Сергеева, родившая ему законного наследника. Однако в честной компании высокомерие не одобрялось и зарубежную героиню быстро поставили на место!
Когда Сабрина сообщила печальную новость о трагической гибели Сергеева, то наступило гробовое молчание. Такого поворота никто не ожидал! Чувствовалось, что переживания по поводу потери 'кормильца' были искренними! К текущему моменту очень подходили слова Юлия Цезаря: 'Человек должен знать об окончании дела до того, как оно закончится'. Сабрина воспроизвела по памяти предсмертную записку Сергеева и обещала желающих ознакомить с подлинником после выписки из роддома. 'Да и, вообще, нам стоит дружить домами' – было ее заключение.
Поворковав еще немного, женщины, придавленные бременем откровений и трагическим известием, разошлись по 'рабочим местам'. Каждой было о чем подумать!.. Почему-то вспомнилась сентенция, выраженная одним местным олигархом, не надолго запрыгнувшим на арену официальной политики. Он не успел сплясать до конца даже вступление к своей депутатской чечетке. 'Англичанин уходит, не попрощавшись, еврей прощается, но не уходит'! Вообще, что-то мистическое чудилось во всей этой истории, но и реальность основательно ударяла локтем в поддых.
Женщины явно грустили, было замечено на вечернем обходе, что и у строгой к себе и окружающим Ковалевой глаза на мокром месте. Да,.. какая женщина оставит неиспользованной возможность тихо поплакать – сама с собой, находясь в тепле, лежа в постели, ощущая тягостное, но, чего греха таить, приятное чувство сопричастности к медицине!
Сабрина, перебирая кусочек архива, напоролась на сергеевский 'шедевр', адресованный любимому писателю, которому и раньше посвящал некоторые литературоведческие мысли и выводы. Назывался опус – 'Пародии на грустные рапсодии'. Только сейчас, пожалуй, Сабрина прониклась истинным пониманием мотивов сопереживаний будущему великому писателю, которые, безусловно, имели место в душе Сергеева. Она перечитала стихотворение несколько раз: в нем под явным внешним ерничеством пряталось уважение и признание талантов. Заметны были и понятийные, философские параллели. Сабрина, насладившись ощущением сопричастности к литературным откровениям, передала 'Рапсодии' своим новым подружкам:
