собираюсь. И казаков не тревожь, понял?
– Как не понять! Только ты напрасно за всех казаков говоришь… Нужно мне будет, я в любой дом сам зайду, помощи попрошу, по душам покалякаю, чарочку разопью. Глядишь, и договоримся. Я ведь не куда- нибудь зову, а государственное дело защищать… У меня ведь на Шихане не черепушки добывают, а золото… Для его величества государя императора! Охранять надо прииск от всякой шантрапы.
– Значит, самовольно хочешь казаков звать? – стараясь сдержать закипавший гнев, спросил Важенин.
– На добровольных началах, на любка! – постукивая ножнами шашки о сапог, с издевкой проговорил Иван.
– Ежели ты это попытаешься сделать, я наказному атаману срочно депешу пошлю, – садясь за стол, сказал Важенин решительным голосом.
– Посылай, посылай… А мы самому царю-батюшке депешу ударим… Там как раз в Питере Митрий, брательник мой. Там же любезный сватушка, господин Доменов. Он к царю запросто в гости ходит.
– Тогда и незачем было сюда приходить, – отрезал Важенин.
– А я не к тебе приехал, а к атаману. Прощевай пока. Я чую, Захар Федорыч, у нас с тобою разные котелки и разная в них каша варится…
– Это ты верно сказал. Прощай. Только запомни, что у тебя ничего не выйдет, прокутишь, профанаберишь ты свой прииск со всеми потрохами… Больно уж у тебя советчики-то худые, – откровенно проговорил Важенин.
– Там видно будет…
Иван вышел на улицу, вскочил в седло и помчался к Полубояровым. Там, как ему казалось, можно было легко добиться толку.
Но, выслушав его, Панкрат хмуро сказал:
– Поезжай и проспись…
– Да я трезвый! Ты что, ослеп? – ошарашенный его словами, попробовал возразить Иван.
– Раз такое задумал, где там трезвый, – махнул рукой Панкрат.
Не повезло и у Спиридона Лучевникова. Трусоватому Спиридону уже успел пригрозить сосед. Выслушав Ивана, Спиридон замахал руками:
– Уволь, ваше степенство. Тут дело смертоубийственное, а у меня хозяйство. Прости, мне надо быкам корм готовить, на продажу готовлю.
В другие дома Иван не решился заезжать, да и устал порядочно, поесть и выпить захотелось. Замотал поводья коню, шлепнул его по заду и направил домой: умный конь дорогу найдет. А сам завернул в дом Япишкиной и прображничал до утра.
С горьким чувством Тарас Маркелович возвращался на прииск. Каждый день забастовки приносил тысячные убытки, а денег в кассе почти не было.
Смеркалось. Лошади трусили по пыльному шляху. Микешка не подгонял их. Тарас Маркелович, поглядывая на рыжие верхушки холмов, сумрачно молчал. Выехали на последний перед прииском бугор. Лошади зафыркали и вскинули головами. Приподняв фуражку, Микешка вгляделся вперед. В лощине, между Заовражной и Родниковской дачами, горели яркие огни. Они мелькали в воздухе и, передвигаясь с места на место, плыли в мутной темноте.
– Поглядите, что это такое? – спросил Микешка.
– Вроде как факелами кто-то балуется, – глядя на освещенную степь, сказал Суханов. – Еще пожара наделают… Кажется, на поселок идут… Гони побыстрей!
Микешка натянул вожжи и взмахнул кнутом. Тарантас, подпрыгивая на кочках, покатился под изволок. Миновали барачную улицу, расположенную вдоль Марфина ручья, подкатили к конторе. Кряхтя, Тарас Маркелович вылез из кузова; прислушиваясь к гулу человеческих голосов, спросил у сторожа:
– Что это значит? Кто там огни палит?
– Золотишники будто бы склады громить собираются, – перекидывая на плечо ружьишко, ответил стражник. – Господин инженер туда, кажись, побежали.
– Господин инженер, господин… – проворчал Суханов и, повернувшись, пошел на крик. Пройдя по узкому темному переулку, он опустился к артезианскому колодцу и вышел на ближайший от ручья пригорок. Мимо него от колодца пробежали две какие-то фигуры и скрылись в кустах. Вскоре в ольшанике раздался озорной пронзительный свист. Тарас Маркелович остановился на бугорке. За кустами мелькали огни факелов, доносились крики, перемешанные с матерной руганью. «Неужели Фарсков и Буланов не сдержали слова?» – подумал старик. Но на них это было не похоже. Уезжая в станицу, Суханов договорился с рабочей делегацией дать ей окончательный ответ не позднее завтрашнего утра. Шум голосов и факелы приближались.
Пламя освещало черные сучья ольшаника и высокую фигуру Суханова. Слышно было, как факельщики через речку переругивались со стражниками.
– Уйдите с мостика, эй, усачи! – орали факельщики. – А то колья возьмем и селедки ваши поломаем и шпалеры отымем!
– Прекратить безобразие! А то стрелять начнем, – грозились стражники.
– Ребята! Выламывай дрючки! Кругляши хватай и по башкам этих урядничков с бляхами.
Неожиданно со свистом пролетело несколько камней и шлепнулось близ Суханова.
– Управляющего бьют! – крикнул кто-то совсем неподалеку от Суханова. Голос показался Тарасу Маркеловичу очень и очень знакомым, но он так и не вспомнил, кому он принадлежал… Щелкнуло несколько револьверных выстрелов. Тарас Маркелович охнул, схватился за грудь, шагнул вперед и медленно повалился на землю. Он уже не слышал, как его поднимали, несли на руках в контору, не видел,
