– Пришел бы, да вот к хозяину жана приехала. Воды таскай, дров руби, баню топи…
– Кто же тебя заставляет?
– Сам я. Мало-мало денежки получать надо же!
– Накопил поди уж? – Устя посмотрела на его рваные, растоптанные сапоги.
– Только чуть-чуть еще…
– Ты бы лучше купил себе сапоги, а то простудишься.
– Ничего. Сапоги брат починит. Он все умеет… Сначала лошадь будем покупать.
– Зачем тебе еще лошадь, у вас же есть верблюд?
– У меня-то есть, а у брата ничего нету. Ему лошадь надо, калым платить тоже надо. Старший брат скоро будет себе жану брать… А как возьмешь ее без калыма, ну-ка скажи? – Кунта посмотрел на Устю и лукаво прищурил и без того узкую прорезь глаз.
– Пусть найдет русскую, тогда и калыму не надо, – пошутила Устя.
– Ого! Друг! – Кунта внушительно покачал своей заячьей шапкой. – На русской…
– А что?
– Эге! Хо-хо! – Кунта снова взялся за черпак.
– Что ты все хохокаешь? – возмутилась Устя.
– А то, что за русскую-то в Сибирь пойдешь, дорогой человек!
– Не говори глупости, чудак ты этакий! – возразила Устя.
– Какой такой чудак! Кодар-то взял русскую – и айда!
– Вспомнил… – Устя растерянно выпустила из рук коромысло.
– Конечно, помним! Видал я, как ему руки железом спутали, потом казак с ружьем в Сибирь его погнал!
Кунта взял черпак и начал наливать в бочку воду, искоса поглядывая на свою учительницу, видел, как она молча покусывала губы. Ему вдруг стало жаль ее. «Наверное, зря все-таки я напугал девку казаком с ружьем», – подумал Кунта и, чтобы исправить ошибку, проговорил:
– Зачем сама за водой пришла? Сказала бы мне, я бы тебе целую бочку притащил и денег не брал бы ни одной копейки…
– Надоел ты, Кунта, со своими копейками! – сердито проговорила Устя. – У тебя на уме только деньги да лошади…
– А без лошади как можно казаху? А вон Тулеген-бабай какую Микешке кобылку давал? Ого! Вон он идет, Микешка-то, и барана тащит! У меня тоже много будет баранов…
– Тебе не о барашках нужно думать, а чаще приходить ко мне учиться! Человеком станешь.
– Когда буду богатый, на муллу выучусь…
С Усти сразу слетел весь ее назидательный тон. Не сдержав смеха, она шагнула вперед и споткнулась о ведра. Они с грохотом покатились с пригорка.
– Ай-ай! – Кунта отбросил черпак и помчался за ведрами.
– Значит, муллой будешь? – принимая от него ведра, переспросила она.
– Очень хорошо быть муллой, – вздохнул Кунта. Подмигнув Усте, продолжал: – Борода большая, чалма белая и три жаны.
– Зачем же столько жен?
– Сколько у меня будет кунаков! Чай кипятить надо? Бешбармак варить, доить кобыл, кумыс заквашивать? Школу тоже открою…
– Какую школу?
– Мальчишек стану учить по Корану. Сяду в юрте, как царь-патча, рядом камчу положу.
– Бить станешь?
– А как же! Я у муллы две зимы учился. Все муллы так делают. Озорники ведь мальчишки, мало-мало кровь пускать надо, а то совсем слушаться не будут.
Ведя на веревке барашка, подошел Микешка и поздоровался. Посмеиваясь, Устя рассказала ему о мечте Кунты.
– Другой раз зайдет вечером и такое сморозит! – проговорил Микешка. Посматривая на раскрасневшуюся Устю, спросил: – А вы, Устинья Игнатьевна, совсем перестали к нам заходить.
– Да как-то времени нет, – смутившись, быстро ответила Устя.
– Я, Микешка, помогать приду, – наполняя Устины ведра, сказал Кунта. – Вместе зарежем твоего баранчика. Кишки и требуху отдашь мне?
– Отдам, – добродушно ответил Микешка.
Попрощавшись с Устей, он потянул барана к дому, где жил Доменов. Кунта, тронув своего верблюжонка, помахивая кнутом, затарахтел бочкой.
Устя, нацепив на коромысло ведра с водой, стала медленно подниматься на пригорок. Над саманными
