Свет. Испытание Добром?

Его сожрать хотят среди ночи, а он красотой любуется!.. – Тут он деликатно зевнул в ладонь. – Мельхиор, ты не мог бы помолиться Девам Небесным, чтобы нас никто больше не беспокоил? Танцы танцами, но я уже спать хочу!

Во время путешествия по изуродованным Тьмой краям трое спутников успели приобрести очень полезный навык: привыкли мирно спать в окружении темных тварей. Там, в вымерших, бесприютных землях Со, у них было очень четко налажено: один на всякий случай караулит, другие отдыхают, сколько бы хищников ни атаковало в тот момент их защиту, какими бы жуткими они ни казались. Увы. Всего лишь за год мирной жизни они этот навык утратили. Возможно, оно и к лучшему. Ведь тогда их сон охраняла не пентаграмма недоучки Йоргена, а надежная защита, наведенная ученой ведьмой Гедвиг Нахтигаль, или знаменитый альвийский круг Семиаренса Элленгааля – чувствуете разницу?

Хейлиг, услышав просьбу Йоргена, сник.

– Не думаю, что Девы Небесные мне внемлют, пока я внутри черной пентаграммы, – виновато предупредил он. И добавил поспешно: – Но я могу выйти и помолиться снаружи…

– Нет уж, молись изнутри. – Кальпурций силой вынудил сесть на место вскочившего было парня. – Я не желаю сообщать тетушке Хагель печальную весть о твоей безвременной кончине!

– Так не внемлют же! – слабо трепыхнулся Хенсхен, но к молитве покорно приступил.

Нет, не вняли. Новое чудовище, похожее на сильно уменьшенного в размерах бескрылого дракона, поросшего редкими волосками вместо чешуи (а может, это именно дракон и был, какая-то особая вальдбундская порода?), оказалось опаснее всех предыдущих, вместе взятых. Оно спрыгнуло с ветвей мощного дуба и с ходу принялось атаковать пентаграмму, да так яростно, что контур колдовской конструкции осветился синим и зазвенел жалобно, как натянутая струна, готовая лопнуть в любую секунду.

Да, этой твари силищи было не занимать, ведь она не принадлежала Тьме, другие источники питали ее. Леса Вальдбунда со времен сотворения мира были ее местом, ее родным домом – пришельцам нечего было противопоставить ей, их темное колдовство не выдерживало напора древних природных чар. Хотя…

– Йорген, что у нас с жезлом? – прокричал Кальпурций Тиилл сквозь оглушительный рев чудовища. – Доставай скорее, вдруг…

Увы. Магический шарик в набалдашнике жезла был тускл, как мертвый жемчуг.

– Пустой! – был ответ. – Ведь мы сто лет никого не убивали!

Да, такое уж свойство имелось у Жезла Вашшаравы, что питался он кровью человеческой, и чем ее больше лилось вокруг, тем охотнее творил чудеса. Вырежи село – захватишь город, город уничтожь – хватит сил на страну. А там и до целого мира доберешься, главное, жизней чужих не жалей.

– А твой баран?

– Точно! – Йорген рывком сдернул с шеи медальон, сунул в руки силонийцу. – Мечтай, чтобы я победил! – И, выхватив меч, выпрыгнул из пентаграммы навстречу атакующей твари.

– Куда?! – взвыли вслед.

– А что делать? – спокойно откликнулся ланцтрегер. – Она все равно сейчас защиту проломит! – Ему даже кричать не пришлось: не ожидавшая ответной атаки тварь на миг перестала реветь.

Ростом «лысый дракон», как мысленно именовал его ланцтрегер, был не так уж велик – с осла ростом, не больше. В простом бою Йорген, однажды без всякой гордости, скорее с горечью назвавший себя «ловким приспособлением для истребления чудовищ», легко одолел бы такого. Но чудовище вовсю использовало колдовство, от которого у противника двоилось в глазах, свинцовой тяжестью наливалось тело и в душе рождался липкий, дурной страх. Нифлунг-полукровка его чарам мог кое-как противостоять. Человек – нет. Хорошо, что Кальпурций понял это прежде, чем случилось непоправимое. Ведь он не пожелал оставаться безучастным наблюдателем и выскочил из пентаграммы следом за другом, перепоручив медальон хейлигу. Но, ощутив на себе мощь магического удара, успел сообразить, что в таком состоянии в бою будет другу Йоргену не подмогой, а лишней обузой, и бесславно, на четвереньках (дрожащие ноги уже не держали отяжелевшее тело), уполз под защиту темных рун, так до конца и не пробитую. Кое-как отдышавшись, силониец поспешил вернуть в свои руки медальон, рассудив, что его мечты о спасении друга будут более горячими и искренними, чем мечты Мельхиора.

Но похоже, для управления альвийским артефактом требовалось знать какой-то секрет, одного желания было мало. Тварь одолевала Йоргена медленно, но верно, не силой брала – колдовством. Все медленнее и слабее становились движения ланцтрегера, он с видимым усилием поднимал меч, удары направлял неточно. Короткие острые когти твари оставляли на его теле все больше кровавых следов, черных в лунном свете.

Не выдержав, на помощь ему попытался прийти Легивар, маг-теоретик. Куда там! Еле сам уполз, да не на четвереньках – на животе. Бесчувственное тельце хейлига, вознамерившегося-таки помолиться «снаружи», обратно пришлось затаскивать за ноги. Нет, ничего, совершенно ничего они не могли поделать против лесных чар, чтобы помочь погибающему другу!

И настал миг, когда Йорген упал. Колени подогнулись, он опустился в мох и сразу завалился на бок, потеряв равновесие – перевесил меч в правой руке. Для него все было кончено. Ликующе взвыв, тварь прыгнула к обездвиженной добыче…

В этот миг Кальпурций, и сам не понимая, что творит, а главное, не понимая, кто или что именно надоумило его так поступить, выхватил из-за пояса нож и с размаху полоснул хейлига по бедру. Брызнула кровь.

– И-и-и! – смешно, как девчонка, взвизгнул Хенсхен…

И Жезл Вашаншара откликнулся ему короткой, не слишком яркой, но радостной вспышкой.

Ну с этим артефактом они научились обращаться давно, тут особых премудростей не требовалось. И на то, чтобы разделаться с одним-единственным лесным чудовищем, крови раненого хейлига впритык, но хватило. Хотя надежнее было бы убить.

Голое белесое тело корчилось во мху, медленно издыхая. Йорген постепенно приходил в себя, пытался встать, но у него пока не получалось. Хейлиг испуганно моргал, зажимая ладонями порез – назвать это «раной» мог только тот, кто никогда не видел настоящих ран. Легивар Черный судорожно потрошил дорожные мешки в поисках чистых тряпиц – ведь брали же с собой на всякий случай, точно брали! Куда запихали? Почему самых нужных вещей вечно не оказывается под рукой? Не найдя, оторвал от собственной рубашки (гораздо менее чистой, чем хотелось бы) полосу, кинул хейлигу: «На, перевяжись!», а сам пошел за Йоргеном – сколько он еще намерен валяться без защиты? Мало ли кто следующий явится?

Следующими снова были две крысы. Съели то, что осталось от чудовища (и как в них поместилось столько?!), поблагодарили вежливо и канули во тьму.

Все это время силониец Кальпурций Тиилл сидел тихо-тихо, на душе его было пусто-пусто, будто кто- то выел ее изнутри. Нет, ему не было жаль поскуливающего хейлига, ни капли не жаль. Тот, к слову, и сам был не в обиде, наоборот, искренне радовался: «Какое счастье, что ты догадался так поступить! Если бы не ты – страшно представить…» Кальпурций его не слушал. Он вновь и вновь задавал себе вопрос: кто или что именно подсказало ему так поступить? Кто или что? Потому что это было не его решение, в этом он жизнью своего еще не рожденного ребенка поклясться был готов. И удивительно, как легко, без малейшего колебания нанес он родичу этот удар. Интересно, а смог бы он ради тех, кто ему дорог: Йоргена, Гедвиг или будущего сына – так же легко, без колебания убить?

– Ну что ты оцепенел? – прикрикнул на него Легивар. Не таким уж он был черствым и надменным, каким старался казаться, и прекрасно понимал, что должно твориться на душе у силонийца. – Ну порезал слегка, ну и что? Не убил же, в конце концов?

– Я не сам это сделал, понимаешь? – Кальпурций вскинул на него полные отчаяния глаза. – Меня заставили!

– Эка новость! – всплеснул руками бакалавр. – Ты у нас кто – великий мудрец или выдающейся силы маг, чтобы ни один артефакт на свете не мог подавить на миг твою волю и подтолкнуть к действию? Хватит уже лелеять свои душевные раны, твой друг сейчас кровью истечет! – Он кивнул на Йоргена, увлеченно слизывающего черные капли с располосованного запястья.

Что ж, отповедь вышла резковатой, но Кальпурцию пошла на пользу. Он «наконец-то соизволил