Свет. Испытание Добром?

гадкий, но липкий и неотвязный сон.

«Это не я, – говорил он себе. – Это не мое желание». Это Тьма, которой он наполовину принадлежит (ох, наполовину ли?), это Жезл Вашшаравы, упившийся свежей кровью, это чары колдовских яиц, отравившие воздух Зиппля… Ага. Чары. Пробуждающие в людях дурные наклонности, таящиеся подспудно. Кто-то пьет по-черному, кто-то соседей сжигает на кострах, кто-то друзей предает… От таких мыслей не хотелось жить, а убивать – хотелось.

И еще хотелось мучительно, чтобы кто-то из близких оказался рядом. Ах, да пусть даже отец. Наорет, как всегда, наговорит гадостей, даст десяток распоряжений, друг другу противоречащих, разозлит до скрежета зубовного – ничего, хоть какое-то развлечение. Но лучше, конечно, мачеха-альва или брат Дитмар, они его любили, по ним он всегда скучал. А еще лучше – Гедвиг Нахтигаль. Как же им было весело и легко вместе! Как умели понять друг друга с полуслова и даже мыслями обменяться! Едва успели встретиться – а будто знали друг друга всю жизнь… Ну зачем вышло так, что в те дни он был чужой жених, а Гедвиг с Кальпурцием полюбили друг друга? Ах, если бы сложилось иначе… Стоп! Вот об этом думать нельзя! Вообще никогда нельзя, тем более теперь, в окружении злых чар.

Глава 26, в которой Кальпурций Тиилл жестоко страдает на семейной почве, Йорген фон Раух больше не хочет быть темной тварью, но Легивар Черный ему неожиданно противоречит, и вся компания остается без штанов

В товарищи себе мы взяли
Булатный нож да темну ночь…

А. С. Пушкин

Должно быть, бедной женщине здорово икалось в те дни. Не один Йорген вспоминал Гедвиг Нахтигаль. Кальпурций Тиилл, лежа в соломе на полу душной, тесной камеры, тоже думал о своей жене. Только невеселыми почему-то были эти мысли. Вообще непонятно, откуда они взялись… Хотя нет, уже давно, с первых дней супружества, в самых дальних глубинах души Кальпурция гнездилось очень неприятное чувство: будто он присвоил чужое.

…Это было вроде молитвы, хотя ведьмы не молятся богам. «Пожалуйста, – беззвучно шептала она, – пожалуйста! Если Йорген останется жив… Я никогда, никогда…» Она никогда больше не подумает о нем. Она пальцем не шевельнет, чтобы сделать его своим. Она выйдет замуж за его друга, и будет силонийцу преданной, любящей и честной женой. А от Йоргена – отречется навсегда, по собственной воле, и никогда в жизни не попрекнет судьбу за то, что пришлось отказаться от счастья. Это – ее жертва. Богам, судьбе, смерти – кому угодно. Ничего больше она дать не могла. Ничего дороже у нее не было. Потому что тогда она поняла наконец, кого из двоих по-настоящему любит.

А потом плакала неудержимо, упав на колени, спрятав лицо в ладонях. Все думали – от радости. Они не знали, что она оплакивает свою любовь. «Жертва принята, – твердила она одними губами. – Моя жертва принята!»

Она исполнила свой обет. Стала Кальпурцию Тииллу верной женой, не изменяла мужу даже в мыслях, научилась его любить и скорее прыгнула бы в огонь заживо, чем позволила ему узнать ту правду.

Но он узнал. Во сне. Он снова был в гибельных скалах Хагашшая, снова видел, как плачет его жена, и понимал, почему она плачет. Две недели он мучился этим знанием, невесть откуда и зачем пришедшим, потом не выдержал и зачем-то все ей рассказал. Гедвиг выслушала очень серьезно. «Это Тьма, – сказала она. – Она мстит нам за свое поражение, насылает дурные лживые мо?роки, стараясь прокрасться в души и отравить их. Помнишь, как вышло с бедным Фруте? Мы не должны поддаваться ей. Забудь, что видел, и не смей думать об этом. Будь тверд, и она отступит». Он постарался забыть, как было велено, и ничто больше не омрачало их семейного счастья. До этого момента.

Чем может развлечь себя узник в тоске заточения? Приятными воспоминаниями о доме и семье. Вот и стал вспоминать. И вдруг понял. Все понял, будто глаза открылись.

Когда роковая книга выдала новое страшное пророчество и стало ясно, что надо собираться в дальний путь, он три ночи не спал, подбирая слова, которыми станет уговаривать супругу остаться дома, в безопасности. И знал, что все равно не уговорит. Три дня не мог решиться начать этот разговор. И вдруг…

Она спорила всего-то часа три, а потом вдруг осеклась, будто испугало ее что-то. «Хорошо, муж мой, я подумаю над твоими словами», – сказала она и прекратила разговор.

Три недели пришлось дожидаться отплытия попутного судна: на юг шло множество торговых кораблей (это направление сделалось чрезвычайно оживленным с уходом Тьмы), на север, как нарочно, ни одного. И все это время Гедвиг не возобновляла старый разговор, прерванный так внезапно, и Кальпурций тоже молчал. И только когда лонарский галеон «Моргенштерн» пришел в порт и день отплытия был назначен, ведьма объявила мужу о своем положении.

Вместо того чтобы возликовать, бедный Кальпурций ужаснулся:

– Ты и теперь будешь настаивать на том, чтобы мы плыли вместе?! – А что, с нее станется, такой уж характер!

Она улыбнулась мягко и мило:

– Ну что ты, конечно же нет. Мама считает, это было бы неразумным. Тебе придется ехать одному.

Тогда, ослепленный радостью предстоящего отцовства, он не стал задаваться вопросом: почему ребенок, с которым они собирались подождать, пока не отступит новая беда, был зачат так неожиданно, будто Гедвиг Нахтигаль была глупой девчонкой с улицы, а не ученой ведьмой-повитухой?

Теперь он знал ответ, будто нашептал кто-то в левое ухо. Не будучи уверенной в себе самой, Гедвиг стремилась накрепко привязать себя к дому. Легко быть верной женой, когда тот, кого ты действительно любишь, далеко и много дней пути разделяют вас. А если он будет рядом? Там, в скалах Хагашшая, боги приняли ее жертву, и Йорген остался жив. Но если клятва будет нарушена, вольно или даже невольно, боги могут передумать. Не покой мужа и даже не здоровье будущего ребенка оберегала ведьма, отказываясь от путешествия, – она спасала жизнь любимого.

Нет, ни на миг не усомнился Кальпурций Тиилл ни в благородстве Йоргена, ни в верности Гедвиг супружеским обетам. Он твердо знал: друг его не предаст, жена ему не изменит, как бы сильно эти двое ни любили друг друга, как бы близко друг к другу ни оказались… Но ведь Гедвиг даже думать о Йоргене не должна, вот что самое ужасное! Вот для чего ей нужен был ребенок – чтобы не думать!

…От таких мыслей хотелось выть. Он никого не винил – только себя. Он чувствовал себя вором, укравшим чужое счастье. Зачем он встретил Гедвиг, зачем полюбил? Зачем поставил перед выбором, кого следует любить ей, а Йоргену навязал другую невесту, вдобавок неверную?! Зачем он вообще родился на свет, без него всем было бы легче! Ведь даже если ему суждено погибнуть на костре или сложить голову в Мольце, это уже ничего не изменит. Йорген и Гедвиг не смогут быть вместе никогда… А если он останется жив – сможет ли и дальше строить собственное счастье на руинах чужого?

Никогда еще спутники не видели Кальпурция Тиилла таким мрачным. Даже в те дни, когда он прозябал в позорном рабстве, у него было чуть легче на душе.

– Отчего ты так печален, Тиилл? – решился спросить Хенсхен и со страхом ждал ответа. – Ты