— Ах, Йорген, ведь ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь! Я очень ценю тебя как друга, поверь, и если бы ты, к примеру, стал искать руки моей сестры, я бы первый…
— Ну вот, — расстроенно перебил ланцтрегер, — так я и знал! Вам бы только меня женить! Отец замучил, и ты туда же!
— А что? — Случайно оброненная идея показалась молодому Тииллу весьма привлекательной, он был вовсе не прочь заполучить в родственники Йоргена. Должно быть, то была братская ревность, но все предыдущие кавалеры Илены ему категорически не нравились. — Это было бы совсем не дурно! И твой почтенный отец, я уверен, одобрил бы ваш брак.
— Конечно, одобрил бы, — согласился Йорген. — Он бы просто в восторге был! Но тебе я отвечу то же, что ему: не готов я пока к шагу столь ответственному. Твоя сестра очаровательна, и я готов поклясться здесь и сейчас: если однажды я соберусь вступить в брак, то только с ней и ни с кем больше. Но не теперь, когда столь велика опасность оставить бедную девушку вдовой.
Кальпурций со вздохом кивнул:
— Да, друг мой, слова твои не лишены смысла, мы живем в трудные времена. Отложим это решение до победы над Тьмой. Но до тех пор, чтобы мое братское сердце было спокойно при взгляде на вас… не согласишься ли ты наречь Илену своей невестой? Хотя бы условно?
— Ну разумеется! С большой радостью и признательностью, — легко согласился Йорген, потому что невеста — это еще далеко не жена.
Глава 17,
На пятый день их пребывания в Аквинаре Кальпурций стал рваться в библиотеку и на уговоры матери «обождать еще один день» больше не поддавался, ссылаясь на страдания человеческие, на гибель невинных и слабых и свой пред ними долг. Но это была неправда. На самом деле вовсе не чувство долга, не обет, данный много месяцев назад, гнал его в путь.
…В те страшные дни, когда его волокли в кандалах и ошейнике по улицам чужих, жестоких городов, в те страшные ночи, когда постелью ему служил холодный мокрый камень или голая утоптанная земля, он вспоминал отчий дом и думал: «Ах, если бы только вернуться туда и уже никогда, ни под каким предлогом, ни ради какой высшей цели не покидать родных стен!»
Но возвращение состоялось — и все оказалось иначе, не так, как прежде, и не так, как являлось в мечтах. То есть в самом-то доме ничего не изменилось, это он сам стал другим. И многое из того, что составляло для него незыблемую основу домашней жизни, вдруг утратило смысл. Смешными и ненужными казались теперь все те церемонии, из которых состоял уклад быта поколений благородных Тииллов, всякие там омовения ног розовой водой, торжественные воззвания к предкам перед трапезой…
Вдруг стало жарко с непривычки на южном солнце, разделся и нырнул в садовый пруд. Окунулся пару раз, смотрит — бегут! Бежит нянька, бегут девчонки-невольницы с простынями и мехами — вытирать, укутывать! Вот только девчонок ему и не хватало! Раньше и не заметил бы их, не люди ведь — рабы, а теперь не знал, куда от сраму деваться, отослал сердито: «Зачем явились?! Кто звал?!» Оказалось, матушка в окно увидала его купание, испугалась: застудится чадо великовозрастное. Ах, матушка! Видела бы ты переправу через реку Ольм! Маленькая такая речушка — в самом глубоком месте по шейку, хозяевам выгода: не надо лодки для рабов нанимать, своим ходом перегнать можно. И неважно, что поздняя осень на дворе, льдинками затянуло кромку воды и белые снежинки кружат в воздухе. Неважно, что согреться, обсушиться людям будет негде: «В воду! Все в воду, шторбово племя! Не то вот я вас!» И кнутами по спинам… Самое интересное — не помер после той переправы никто, и заболели кашлем только три старухи, самые слабые. Вот как оно бывает, матушка!
Забавляли и уже начинали подспудно раздражать высокопарные манеры отца, хотя совсем недавно тот был для него идеалом во всем. А теперь невольно закрадывалась крамольная мысль: «Да что он знает о жизни, этот высокородный вельможа, никогда и ни в чем не испытывавший нужды?»
Вознамерился преподать Йоргену урок боевого искусства, обучить «некоторым хитроумным и изящным семейным приемам боя на мечах, мальчику полезно их знать»! Услышав это, Кальпурций почувствовал, как уши и щеки его полыхнули огнем. Хитроумные и изящные приемы! Ты выйди, как этот мальчик, один, в темноте, против трех вервольфов, и посмотрим тогда, будут ли они тебе полезны! Оценит ли твое искусство «благородный противник»!
Понятно, что вслух Кальпурций ничего подобного сказать не мог. Но пришел наконец к ясному осознанию случившегося: родительский дом стал ему тесен, он его перерос. Пора отправляться в путь. И начало этому пути лежит на четвертом этаже, в библиотеке…
Если честно, Йорген ожидал большего.
В библиотеке замка Норвальд книг тоже было достаточно, просто здешнее помещение оказалось более низким и вытянутым в длину, а там книжные полки громоздились на огромную высоту, и, чтобы добраться до них, требовалась лестница. Другое дело, что до появления в семье леди Айлели книги эти стояли и пылились мертвым грузом, никто их не читал. «Зачем нам столько книг?» — спросил однажды Дитмар отца. И тогда они с братом узнали, что, во-первых, есть у книг такое приятное свойство: чем дольше они стоят на полках, тем дороже стоят, а во-вторых, каждая из них суть бесценная семейная реликвия, и, если кто-то из сыновей осмелится продать хоть одну, он, ландлагенар Рюдигер фон Раух, и с того света их достанет, чтобы научить уважению к памяти предков. В общем, они из его сумбурного и свирепого монолога ничего не поняли, но от библиотеки решили держаться подальше, чтобы не попутали злые силы испортить бесценную реликвию грязными пальцами. С приходом в дом мачехи положение изменилось, библиотека ожила, стала местом привычным до обыденности.
Вот почему Йоргену, чтобы выразить восхищение книжным собранием Тииллов, как того требовала вежливость, пришлось сделать над собой некоторое усилие. По счастью, удалось подобрать подходящие слова и за их пустым звоном удачно скрыть равнодушие. Вертиций Тиилл, вызвавшийся лично продемонстрировать фамильное сокровище «неискушенному северянину», остался весьма доволен. Для него высокопарный слог был привычной манерой вести беседу, он не заметил фальши. Кальпурций был рад, когда отец их наконец оставил и можно было перейти к делу.
Книга стояла на пюпитре, так, как он ее оставил — закрытой. Была она велика, — примерно три элля на два, и тяжела — в руках долго не удержишь. На темной матовой коже переплета тускло поблескивали в свете свечи тисненные золотом символы. Местами позолота осыпалась совершенно, оставив лишь плоские вмятины. Сами же символы показались Йоргену неприятными, они действительно напоминали следы хищных птичьих лап, а еще — раздавленных пауков, свившихся кольцами червей и ядовитые колючки растений. Явные приметы колдовства! Он уже в первый момент почувствовал: ох, не стоит, пожалуй, к ней прикасаться! Но Кальпурций предложил, таинственно понизив голос: «Открывай!» И он открыл.
Сначала был свет — нестерпимо яркий, ножом резанувший по глазам, потом удар всем телом — и Тьма поглотила его. Тьма клубилась вокруг, что-то шептала и пела, куда-то манила и влекла силой, жуткие и прекрасные лики выплывали из черноты, это их устами вещала она. Потом пошли страшные картины: разоренные города, до единого жителя выеденные, и бледные твари на их руинах, жрущие друг друга,
