Киели про себя отметил, что все это прозвучало на наречии торговцев, так называемом общем языке, а не на диалекте племени оросини.
Он почувствовал, как его подняли и понесли, и тут снова потерял сознание.
Боль пронизывала все его тело, когда он пришел в себя. Он с трудом открыл глаза и попытался приподнять голову. От усилия нахлынула новая волна боли, желудок сжался, но Киели не вырвало, так как просто было нечем. Невыносимая боль сжала грудь, и он застонал.
Перед глазами все расплывалось, так что он не смог разглядеть, кому принадлежали мягкие руки, толкнувшие его обратно на постель; при этом кто-то приговаривал:
— Лежи спокойно, паренек, дыши ровно.
Киели различал только какие-то смутные очертания и проблески молний в небе. Он заморгал, пытаясь сфокусировать зрение.
— На-ка, — произнес другой голос над ним, и губ коснулась фляга с водой.
— Выпей глоточек, — сказал первый голос. — Ты потерял много крови, и мы уж думали, ты не выживешь.
Глоток воды сразу вызвал спазм, так что Киели отрыгнул то, что выпил.
— Попробуй еще раз, — велел невидимый ему человек.
Киели послушался, и на этот раз ему удалось удержать в себе сделанный глоток. Внезапно его охватила нестерпимая жажда. Он хотел выпить еще, но флягу отняли от губ. Тогда он попытался поднять руку, чтобы схватить флягу. Оказалось, что рука не слушается.
— Я сказал, мелкими глотками, — строго произнес голос.
Фляга вновь оказалась у его рта, и он принялся покорно пить, наслаждаясь прохладной влагой, стекавшей по горлу.
Все свои скудные силы он сосредоточил на том, чтобы удержать выпитую воду. Потом он поднял глаза от края фляги и попытался разглядеть черты лица своего благодетеля, но увидел лишь расплывчатый овал под седой шевелюрой. После этого он вновь погрузился в темноту.
Во время пути они вдруг сделали привал на несколько дней. Киели открыл глаза и увидел, что находится в амбаре или сарае, точнее он не мог определить. А еще он уловил тяжелый запах мокрой земли и заплесневелой древесины и понял, что недавно прошел дождь.
После этого сознание то возвращалось к нему, то снова покидало его. Очнувшись однажды, как он понял, вечером, Киели догадался, что повозка, в которой он лежит, едет по лесу, но совершенно незнакомому лесу. Он сам не знал, отчего вдруг так решил — наверное, краем глаза увидел деревья, абсолютно не похожие на высокие кедры и осины его родных краев. Вокруг росли дубы, вязы и еще какие-то неизвестные ему деревья. Он вновь погрузился в тревожное забытье.
Он помнил, как во время пути ему насильно вкладывали в рот пищу и он заставлял себя глотать, хотя горло протестующе сжималось и грудь жгло, как огнем. Он явно видел тревожные сны, потому что несколько раз просыпался весь в поту, с сильно бьющимся сердцем. Кажется, во сне он звал отца.
Однажды ему приснилось, что он снова в теплом круглом доме вместе с матерью и остальными женщинами. Он почувствовал, что его окутывает их нежность, но тут же проснулся на земле от запаха мокрой почвы и дыма недавно разведенного костра, а по бокам от него спали двое мужчин. Киели бессильно опустил голову на подушку, недоумевая, как он сюда попал. Тут память вернулась, и он вспомнил нападение на родную деревню. На глаза навернулись слезы, и он заплакал, чувствуя, как в душе умирает всякая надежда и радость.
Он не мог сосчитать, сколько дней они пробыли в пути. Знал лишь, что о нем заботились двое мужчин, но не припоминал, называли ли они ему свои имена. Он помнил лишь, что они задавали ему вопросы, а он отвечал, но о чем шла речь, в памяти не сохранилось.
Затем однажды утром к нему вернулась связность мыслей.
Киели открыл глаза и, хотя был еще слаб, отметил, что ясно воспринимает окружающее. Он лежал в большом амбаре со сквозными дверями. Откуда-то, наверное, из конюшни неподалеку, до него доносилось фырканье лошадей. Он лежал под двумя одеялами на соломенном тюфяке. В воздухе чувствовался легкий дымок — наверное, от кованого железного ящика с углями, который использовался как походная печка. В амбаре, полном сена, это было гораздо безопаснее, чем разводить открытый огонь. Киели оперся на локоть и огляделся по сторонам. Дым немного пощипал глаза, но большая его часть улетучивалась в открытые двери. Было тихо, поэтому Киели решил, что дождь прекратился.
Его затекшее тело болело, но уже не так мучительно, как раньше.
На деревянной табуретке сидел какой-то человек и внимательно смотрел на него. Глаза у него были темные, волосы, достигающие плеч, почти сплошь седые, с редкими черными прядями. Обвисшие усы обрамляли рот с плотно сжатыми губами — видимо, человек о чем-то задумался.
Поморгав немного, Киели спросил:
— Где я?
В глазах человека промелькнуло любопытство.
— Ты снова с нами? — риторически поинтересовался он и, на секунду замолчав, крикнул через плечо в сторону дверей: — Роберт!
Двери тут же распахнулись, в амбар вошел второй мужчина и, подойдя к Киели, опустился рядом с ним на колени.
Этот незнакомец оказался старше первого, он был абсолютно седой, но в его взгляде, когда он посмотрел в глаза мальчику, почувствовалась сила.
— Ну, Коготь, как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.
— Какой Коготь?
— Ты сказал, что тебя зовут Коготь Серебристого Ястреба, — ответил старик.
Киели заморгал, пытаясь собраться с мыслями и понять, почему он такое сказал. Потом он вспомнил посетившую его птицу и осознал, что это и было то самое видение, что даровало ему имя. В голове пронеслось далекое эхо: «Встань и будь когтем для своего народа».
— Что ты помнишь?
— Я помню битву… — Он почувствовал, как внутри все оборвалось, на глаза навернулись слезы. С трудом переборов себя, юноша спросил: — Они все мертвы, да?
— Да, — ответил тот, кого звали Роберт. — А что ты помнишь после битвы?
— Повозку… — Киели, которому отныне нужно было называть себя «Коготь», прикрыл на секунду веки, а потом продолжил: — Вы увезли меня.
— Точно, — подтвердил Роберт. — Не могли же мы оставить тебя умирать от ран. — Потом тихо добавил: — Кроме того, нам нужно было кое-что узнать о тебе и о битве.
— Что именно? — спросил Коготь.
— Это может пока подождать.
— Где я? — продолжал задавать вопросы Коготь.
— Ты на хуторе Кендрика.
Коготь порылся в памяти. Ему уже приходилось слышать об этом месте, но подробностей он так и не вспомнил.
— Почему я здесь?
Тот, у кого были обвисшие усы, рассмеялся.
— Потому что мы спасли твое жалкое тело, и это именно то место, куда мы направлялись.
— А кроме того, — добавил Роберт, — это очень хорошее место для отдыха и поправки здоровья. — Он поднялся, и ему пришлось согнуться под низким потолком. — Это хижина лесника, которая пустует уже несколько лет. Кендрик разрешает нам пользоваться своим амбаром и не берет за это плату. В его таверне, конечно, комнаты потеплее, кровати почище, да и еда получше.
— Но зато там побольше глаз и ушей, — добавил его спутник.
Роберт метнул на него взгляд и слегка покачал головой.
Тогда первый сказал:
— Ты носишь мужское имя, а я не вижу никаких татуировок у тебя на лице.
— Битва произошла в тот день, когда я должен был обрести имя, — едва слышно ответил Коготь.
Второй, которого звали Роберт, снова посмотрел на своего товарища, после чего опять переключил
