Ифтах смотрел на свое дитя, слушал eё страстную, полную ликования песню. «Господь возвысил молодого над старым…», — пела Яала. И он ощутил в себе молодость и силу, по-настоящему осознал свою власть и победу над священником. Яала — его плоть и кровь. Но в ней было и то, что он так любил в Ктуре. Однако, в отличие от матери, девушка страстно служила Господу. И если Бог действительно благословил его, то во многом благодаря дочери…
Из сыновей Зилпы на празднество прибыл лишь Гадиель. Он так же, как все, был очарован песней Яалы. Вернувшись домой, он рассказал об этом матери. Зилпа радовалась, что аммонитка не родила бастарду сына. Теперь же она испугалась. Возможно, не ей, а этой девочке предназначено стать Деборой народа Гилеада?..
Сразу же после праздника умер старый Тола. Он видел, как его молодой господин получил назначение, походил по лагерю, празднуя и говоря всем, что радость сделала его молодым и свежим, как зеленая олива. Когда совсем стемнело, он отправился спать, лег в палатке, положив под голову свое платье. Так он и умер.
Ифтах приказал похоронить его в Оботе, чтобы он жил в пещере рядом с господином, которому так долго служил. По его приказу приготовили траурную трапезу. Когда тело слуги упокоилось в пещере, Ифтах почувствовал, что эпоха судьи Гилеада окончилась навсегда. Теперь начиналась эпоха Ифтаха.
С небольшим отрядом стражников он поскакал на север. Впереди развевалось на ветру его знамя.
Когда он достиг страны Тоб, его уверенность сменилась прежними сомнениями. Авиам был прав: спор с Аммоном не закончен, война лишь отложена. Так думали все, даже те, кто лучше всех знал Ифтаха. Пар и Кассия в его присутствии обсудили положение и его намерения. Он многого достиг, большего, чем мечталось. Он стал командиром «пустых» людей, князем Башана, судьей Гилеада. Он был защитником справедливости, а сам переступал через нее. Он жаждал успеха, но опасные приключения его не привлекали. По зрелому размышлению он старался отодвинуть войну до следующей весны. Если как следует подготовиться, он будет больше уверен в победе.
Единственным человеком, уверенным, что Ифтах и в будущем году сумеет избежать войны, была Ктура.
Рано наступившее в этом году в стране Тоб лето стало для нeё спокойным и счастливым. Конечно, приятно чувствовать себя победительницей, стоя перед врагом, приятно видеть, как Ифтах возвысился над братьями и всем городом Гилеада. Однако в Мицпе, так же, как в городах Башана, покоренных eё мужем, появляться не безопасно. Того и гляди кто-то из не покорившихся убьет победителя из-за угла. Да и весь этот Мицпе со своим богом, священником и сыновьями Зилпы, погнавшими Ифтаха в поход против Аммона, против eё народа, отпугивал eё даже больше, чем северные города. Хорошо, что сразу после победы они уехали обратно в страну Тоб, в пустыню. Здесь не было стен, не было и вражеских порядков. Все здесь наполняло eё грудь тихой радостью.
Она чувствовала, как близки они теперь с Ифтахом. Знала, что он всем сердцем рвался в бой, на войну. Знала, что ему пришлось сдерживать себя, чтобы отказаться от похода против Аммона. Но он сделал это во имя любви к ней.
Однажды она сказала Ифтаху:
— С тех пор, как ты решил жить в мире с моим народом, меня не покидает чувство, которое я испытала, когда мы поднялись на гору Хермон.
Он был потрясен, как тонко она ощущает движения его души, и насколько — его не понимает. Он оказался в двойственном положении. Его обуревали противоречивые чувства. Он был судьей Гилеада, готовым защищать владения Господа. Но в то же время — сыном Леваны; с Аммоном воевать он не хотел. Он сделался фельдмаршалом Господа, который рвется разгромить врагов своего Бога, и — вождем «пустых» людей, драчуном и авантюристом, стремившимся к захвату земель, неважно чьих, и при всем этом он eщё размышлял, не отдать ли ради достижения своих целей собственную дочь. Для Ктуры все было просто. Она и не подозревала, насколько запутался в делах eё муж.
Он ощущал соблазн поделиться с Ктурой своими сомнениями. То, что он держит в тайне от жены содержание бесед с Нахашем, отягощало его душу. Но повторять слова, сказанные им царю Аммона, было очень рискованно. Нет, он не давал обещаний. Но если произнести даже эти полунамеки вторично, они станут осязаемыми, оскорбительными для Господа. Туманное, темное, лучше всего скрыть в собственном сердце.
— Ты считаешь, Ктура, что я — в мире с Аммоном, — ответил он ей тоном, лишенным обычной решительности. — Да, в мире. Но только до следующей весны. Ведь я — фельдмаршал Господа. Если Аммон в споре с ним, я не могу продолжить эту дружбу.
Ктура испугалась, но тут же успокоилась. Он, верно, хочет подшутить над ней, как это часто бывало.
— Не слишком ли ты строг к себе, Ифтах? — улыбнулась она. — Где Господу найти более верного воина? Вы оба сдержали слово: и ты и твой Бог. Ты освободил Мицпе и всю страну, а он вынудил священника и ту женщину признать тебя законным сыном твоего отца, а меня — первой госпожой в твоем роду.
Она стояла перед Ифтахом и действительно думала, что он, хитростью и пролитой кровью завоевавший страны Тоб и Башан, свершил все лишь для того, чтобы покрасоваться перед братьями и вознести Ктуру над Зилпой. Eё речи веселили Ифтаха… Внезапно он понял, что в чем-то она права. Довольно долго он лелеял именно такие мечты. И в сам деле, он переменился. Ифтаха, заботившегося лишь о том, чтобы показать себя тем, в Мицпе, больше не существовало. Сегодняшний Ифтах искренне хотел владеть своей страной.
Ктура почувствовала, как он отдалился от нее, быть может, она прочла его мысли? Без страха, все eщё подшучивая над ним, Ктура спросила:
— …Или ты теперь жаждешь большего, хочешь стать властелином четырех стран света?
Ифтах неожиданно стал серьезным.
— Не знаю, — ответил он, обращаясь как будто бы и не к ней. — Как приятно было слышать твой голос на нивах Маханаима! Да и в пустыне… А, помнишь, как мы стояли с тобой на вершине Хермона?.. Все это лучи вчерашнего дня. Сегодняшнее солнце пока eщё за горами.
К Ифтаху прибыли послы царя Нахаша. Столь представительная делегация казалась странной в глуши страны Тоб. Послы передали подарки и оружие для Ифтаха, материи и пряности — для Ктуры, музыкальные инструменты — для Яалы.
— Нахаш, царь Аммона, велел поговорить с тобой, Ифтах, судья Гилеада! — провозгласил посол. — В городе Элеали речь между вами шла о том, что в течение года ты ответишь, мир будет между вами или вражда. Ночи становятся длиннее, скоро пройдет зима и наступит весна, пора, когда цари выходят на поле боя… Скажи, Ифтах, сын Гилеада, что ожидает нас: союз палатки и ложа или твердость железа?…
Ифтах слушал посланника царя с приветливой улыбкой, но со смутой в душе. До наступления весны он, конечно, не должен принимать решение. Однако требование Нахаша было справедливым. Ведь если мир не возобновится, царю предстояло eщё до весны заключить договор с Моавом и Башаном, чтобы к назначенному времени собрать сильное войско. Глава делегации доверительно сообщил Ифтаху, что имеет поручение, либо вернуться в Рабат-Аммон с изъявлением дружбы, а eщё лучше — с дочерью господина судьи, либо, если господин судья выберет железо, продолжить путь в Башан к царю Абиру. Ифтах сказал ему с напускной шутливостью:
— Здесь, в стране Тоб, я — не судья. Здесь я предводитель войска «пустых» людей. И мне, разумеется, по нраву война. Однако побудь моим гостем три дня. Твой царь мил моему сердцу. Это я хочу сказать своему мечу, если он будет оказывать на меня слишком большое влияние.
Неприятное чувство осело в душе Ифтаха, когда он увидел, что его людей удивляет прибытие посольской делегации. Безусловно, новость уже долетела и до Мицпе — путешествие столь представительной делегации не скроешь.
Он до сих пор не рассказал Ктуре и Яале о разговоре с Нахашем. И это особенно угнетало его. Собравшись с духом, Ифтах сухо сообщил жене, что царь Аммона хочет женить своего сына на Яале. Серые
