слова, кричали: «Товарищи, не разговаривайте с продажными буржуазными писаками!» Они оттеснили журналистов, спросили, где наш багаж, затем, взяв чемоданы, спустились по трапу вместе с нами на пирс и подвели к встречавшему советскому вице-консулу Скорикову. От предложенной платы за услуги американские рабочие наотрез отказались. Позднее мы узнали, что в числе портовиков были те, кто в составе армии США высаживались в 1919—1920 годах во Владивостоке. Находясь в Советской России, они поняли, что их заставляют вести несправедливую войну, и с тех пор стали друзьями Советского Союза, членами профсоюза портовых рабочих, во главе которого долгие годы был известный прогрессивный деятель Гарри Бриджес.
Небольшой эпизод в порту продемонстрировал, что и за океаном у Советского Союза есть верные друзья.
Скориков привез нас в здание вице-консульства, усадил за стол, расспрашивал о последних московских новостях, о делах в НКИД. Он проинструктировал, как следует вести себя во время предстоящей поездки по Соединенным Штатам, которые с Западного до Восточного побережья простирались на шесть тысяч километров.
Ехали в удобном и просторном вагоне: днем мы сидели в удобных вращающихся креслах, а вечером проводник сооружал спальные места, которые в два этажа шли вдоль вагона. Каждое место занавешивалось шторой из плотной темно-зеленой материи. Поездка продолжалась пять суток и позволила увидеть разнообразные ландшафты великой страны — горы, пустыни, степи, леса, озера и реки, большие города и крошечные сельские поселения, а главное — людей Америки.
К концу сорокадневного путешествия Москва — Нью-Йорк я уже почти перестал смотреть по сторонам и удивляться увиденному.
ТРЕВОЖНОЕ НАКАНУНЕ
Прежде чем начать рассказ о моей разведывательной работе, хотелось бы кратко изложить обстановку в Соединенных Штатах, где мне предстояло действовать, круг обязанностей в генеральном консульстве, характер взаимосвязей советских представительств с местными властями, отношение к Советскому Союзу различных слоев населения.
В Нью-Йорке меня встретил сотрудник генконсульства К. Г. Федосеев. Это учреждение находилось тогда на Шестьдесят первой улице в четырехэтажном доме. Соседний дом, в котором проживало несколько советских семей, также принадлежал консульству. В нем размещались столовая и класс для занятий английским языком.
По указанию генконсула мне предоставили комнатушку в здании советской школы на Восемьдесят седьмой улице. Сослуживцы помогли купить необходимые вещи домашнего обихода, и на третий день я уже вышел на работу.
Я был командирован в генеральное консульство стажером, без дипломатического паспорта. В первый же день меня принял генконсул В. А. Федюшин. Поинтересовался, как я добрался, не было ли в пути каких- либо происшествий, и расспросил о последних новостях в наркомате. В конце беседы Виктор Алексеевич распорядился, чтобы я принял дела от сотрудника консульства Федосеева, тут же вызвал его в кабинет и определил срок передачи.
В мои обязанности входила работа с командированными и постоянно проживающими на территории консульского округа советскими гражданами и командами моряков советских торговых судов, прибывающих в американские порты, а также разбор различных конфликтов и оказание консульской защиты советским гражданам, попавшим в непредвиденные ситуации. Я также оформлял выезд советских граждан из США, ставя в паспорте штамп с въездной визой в СССР.
В 1941 году в Соединенных Штатах находилось около ста двадцати постоянно проживавших советских граждан-эмигрантов, которые имели так называемый советский вид на жительство. По положению они должны были один раз в год приходить, в генконсульство, чтобы уплатить сбор за продление совзагранвида.
В течение первых месяцев выполнение перечисленных обязанностей не отнимало много времени: каждый день на прием приходили пять-семь посетителей.
После приезда в Нью-Йорк около двух месяцев меня в резидентуру не пускали. Я даже толком не знал, где она находится. Осваивал свои обязанности по прикрытию, усиленно изучал английский и, конечно, самым подробным образом знакомился с гигантским городом. Особое внимание уделял кинотеатрам в различных районах Нью-Йорка и всем видам городского транспорта. Первое время просмотр фильмов был не развлечением, а нелегким трудом. Из-за недостаточного знания английского языка приходилось напрягаться, чтобы понять происходивший на экране разговор. Как ни старался, я понимал максимум пятьдесят процентов слов. Но усиленная работа над языком, постоянное общение с американцами, ежедневное чтение газет, разговоры по телефону, слушание радиопередач постепенно расширяли словарный запас. Через четыре-пять месяцев я уже мог свободно разговаривать с местными жителями на бытовые и политические темы.
В апреле 1941 года меня принял исполнявший обязанности резидента П. П. Пастельняк, солидный мужчина лет сорока пяти. У него было мужественное, изрытое оспинами лицо с глубоко посаженными темными глазами. Человек он был сугубо военный: службу начал в пограничных войсках, а затем перешел на контрразведывательную работу. В 1938—1939 годах его направили руководителем группы по обеспечению безопасности в советском павильоне на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Английского языка он почти не знал. После закрытия выставки его оставили в резидентуре. В апреле 1941 года он был назначен исполняющим обязанности резидента. Будучи военным, Павел Пантелеймонович любил дисциплину, и прежде всего подчинение, или, как он изъяснялся, субординацию.
Пастельняк, просматривая мой план-задание, спросил:
— Цель командировки известна?
И, не дожидаясь ответа, зачитал известные мне задачи: установление двусторонней радиосвязи между резидентурой и Центром, выполнение разведывательных заданий по указанию резидента. Он выделил в мое распоряжение две небольшие нежилые комнатки на верхнем этаже консульства для размещения радиостанции. Здесь же предполагалось и мое жилище. Пастельняк приказал в трехдневный срок переехать сюда из здания школы, приступить к оборудованию радиоточки и ежедневно докладывать о проделанном.
Относительно разведывательной работы Пастельняк заявил, что перед тем, как передавать мне на связь агентов, он проверит мою пригодность на вспомогательных второстепенных делах: подборке официальных материалов по ФБР и тогдашнему главному разведоргану Вашингтона — Управлению стратегических служб (УСС), переводе на русский язык официальных и агентурных материалов, подыскании мест встреч с агентурой. Я должен был приобретать полезные для резидентуры связи, используя официальные возможности по прикрытию. До обеда мне полагалось вести прием посетителей, а в послеобеденное время и вечером — работать в резидентуре. В ее помещение Пастельняк посоветовал входить таким образом, чтобы этого никто из сотрудников НКИД, «чистых дипломатов», как мы их называли, не заметил.
Я приступил к выполнению своих задач в неспокойное время, в канун нападения гитлеровской Германии на нашу Родину. Еще в апреле 1941 года посол К. А. Уманский, выступая на совещании дипломатического состава генконсульства, заявил: «Гитлер опьянен успехами. В Европе нет державы, которая могла бы остановить фашистов. Гитлер готовится к нападению на СССР, и войны нам с Германией при всем желании, видимо, не избежать».
Точка зрения посла ошеломила меня и моих товарищей. Хотелось надеяться, что мрачное предсказание не сбудется. А пока его прогноз сыграл мобилизующую роль для дипсостава.
Уманского справедливо считали человеком незаурядным. Он начал свою служебную деятельность журналистом, блестяще знал несколько иностранных языков. Перед войной нередко выступал в роли переводчика Сталина. Хорошо владел стенографией, печатал на пишущей машинке, был прекрасным оратором, умел четко излагать мысли, не прибегая к каким-либо запискам. Он сам много работал, подготавливая важные документы, и быстро решал вопросы. Будучи уверен в неизбежности войны с фашистской Германией, продолжал встречаться в Вашингтоне с немецким послом и старался выведать у него нужную информацию.
В тот период отношения между СССР и США были крайне плохими. Американская пропаганда в газетах,
